Сердце и корона

Айнгорн Алекс А.

— и понять. А пока, совершенно отрезанная от внешнего мира, Изабелла терпеливо ожидала у окна своей комнаты-кельи. Ее кроткое, почти безразличное ожидание снискало ей некоторое уважение строгих монахинь.

И вот наступил день, когда она увидела, как к воротам монастыря приближается всадник на взмыленной лошади. Он три раза стукнул в ворота и остановился поодаль. Форма выдавала в нем офицера — естественно, офицера, служившего регенту — темно-оливковая с серым. Несколько мгновений, и тяжелые ворота отворились, пропуская его. Изабелла поняла, что день, которого она и боялась, и ждала,

наступил.

Густая листва почти скрыла от нее спешившегося офицера, которого полностью закутанная в черное сестра проводила до дверей. Только в последнюю минуту его лицо мелькнуло в просвете, и Изабелла вскрикнула, узнав своего мужа. Орсини! Напрасно она посчитала, что он не будет больше бороться против нее! Через считанные секунды щелкнул замок в двери, и Изабелла увидела, что не обозналась, — это был именно Орсини. С ним была настоятельница.

— Как ты мог! — тихо вымолвила Изабелла. — Эжен, ты все-таки неисправим, — в ее голосе зазвучал укор.

— Я приехал, мадам, чтобы сопровождать вас во дворец. Над вами будет свершен справедливый суд, — игнорируя ее слова, произнес он и отсалютовал ей — как королеве. Краткий кивок монахине, и она смиренно посторонилась, пропуская пленницу. — Пусть сестры проводят госпожу маркизу вниз.

Набросив на плечи плащ, Изабелла в сопровождении двух молчаливых сестер спустилась во двор. Ее ждала оседланная лошадь, что уже само по себе было странно, — такую пленницу больше бы пристало везти в карете.

— Ты даже не свяжешь меня? — иронически спросила она у Орсини. Он смерил ее надменным взглядом.

— Тебе все равно не сбежать от меня, Изабелла.

— А если я попытаюсь?

— Я обязан буду помешать тебе.

— Тебе велено доставить меня живой или мертвой?

— Да.

— Но лучше мертвой, да? Так проще.

— Нет.

Он отвечал так сухо и односложно, что Изабелла умолкла. Ей подумалось, что было бы достойной местью бежать и вынудить его застрелить ее, и пусть бы он попробовал жить с этим дальше. Если бы он вообще смог это сделать. А смог бы? Если бы все-таки смог, угрызения совести не покинули бы его до самой смерти. Пока она терзала себя безответными вопросами, они вместе покинули стены монастыря. Дорога извивалась по лесу, утопая в желто-зеленых зарослях. Под лошадиными копытами шуршали опавшие листья. Небо, по-осеннему яркое и высокое, сияло прозрачной синевой. Изабелла украдкой поглядывала на Орсини, жалея, что не может проникнуть в его мысли.

— И… какая судьба меня ждет? — наконец спросила она. — Наверняка все уже решено. Так что? Казнь? Тюрьма? Изгнание?

— Не знаю.

— Ты не можешь не знать, раз тебя послали за мной!

— Меня никто за тобой не посылал.

Она опешила.

— Но ты же показал настоятельнице письмо?!

— Старушка мало что в этом смыслит. Я сам его написал.

— Но я видела печать — королевскую печать!

— Да, регент позабыл ее у меня забрать, когда выгонял со службы, — он бросил на нее выразительный взгляд, словно приглашая ее посмеяться вместе с ним над забывчивым герцогом Гримальди. — Она, правда, недействительна, но откуда этой старой монашке об этом знать.

— Ты же губишь себя! — вскричала

она.

— Почему? — он не разделял ее пыла. — Официально я за тридевять земель отсюда, и никто не узнает, кто увез государственную преступницу из монастыря, куда ее заточили.

— Эжен!

— Не благодари раньше времени, Изабелла. Кто знает, какую судьбу готовил тебе регент. Я, к примеру, не знаю и не желаю рисковать. А ведь не исключено, что он собирался простить тебя.

— А может — отрубить голову.

— Не думаю. Хотя… Может, и так. Ага, вот и развилка, — он придержал коня и повернулся к ней. — Тебе направо, Изабелла. Езжай, удачи тебе.

— Эжен, ты бросишь меня здесь?!

— Я и так спас тебя, Изабелла.

— И что же мне делать?

— Беги. Тебя скоро хватятся. Прибудет настоящий гонец, и тогда на тебя начнется настоящая охота.

— Лучше бы ты оставил меня в покое, Эжен! — вырвалось у нее. — Куда я теперь поеду? Одна, без денег, не зная дороги.

— Как я уже говорил, Изабелла, это твой выбор. Надо было не начинать войну, раз ты не готова к такой жизни — без заботливых слуг и мудрых советников. А теперь прощай.

— Эжен, Эжен, прошу тебя…

Она готова была разрыдаться. Отчаяние охватило ее, заставив жалобно заныть каждую клеточку тела. Но Орсини повернул свою лошадь — влево от развилки.

— Спасай свою жизнь, Изабелла, и не мешай мне делать то же самое.

— Меня все равно схватят! — крикнула она ему вслед. Он легко стегнул поводьями коня, и тот, нервно перебирая копытами, мотнул головой.

— Значит, это судьба. А я сделал все, что мог. Прощай же.

Шпоры вонзились в лошадиную плоть, и через мгновение Орсини скрылся за листвой. Он уехал, и Изабелла осталась в одиночестве. Как всегда. В одиночестве. Ее душили слезы, и не было больше смысла их сдерживать. Он бросил ее одну! Опять бросил ее одну! Он, словно злой гений, нес ей одно только зло. Уезжай! Легко сказать! А у нее ни гроша в кармане. Не красть же ей! Ну что тут сделаешь? Она отерла лицо и пустила лошадь шагом.

"Я отомщу тебе, Эжен, будь ты проклят, — подумала она скорее грустно, нежели зло. — Ничего у меня больше не осталось. Ничего."

Но на самом деле в ее сердце еще жива была любовь к нему, хотя в ту минуту она не раздумывая задушила бы того, кто ей сказал бы об этом.

Несколько минут она ехала, продолжая вытирать набегавшие на глаза слезы. Дорога пару раз повернула, потом молодая женщина оказалась на поляне, поросшей густой, чуть подернутой желтизной травой. И там ее поджидал Орсини, нетерпеливо перебирая пальцами повод.

— Да что ты так долго, Изабелла? За это время можно было дойти пешком.

Она онемела от изумления. Чуть придя в себя, она заметила, что Орсини, по-видимому, приехал по тропинке, шедшей параллельно той дороге, которой держалась она. Должно быть, развилка была ложной, и обе дороги через полмили вновь сливались в одну.

— Поспеши, — потребовал он. Изабелла подчинилась, пытаясь украдкой привести себя в порядок. Ей было бы стыдно обнаружить перед ним свой страх и свою слабость.

— Зачем ты так со мной? Я… я не понимаю. Чего ты на самом деле от меня хочешь?