Сердце ирландца

Винн Бонни К.

— Конечно, жаль? Вы хотите оставить детей без тех нескольких крох, которые они могли бы заработать, продавая наши открытки? И вы говорите всего лишь «жаль»? — сдерживаемые до этого чувства Брианны хлынули, переполняя ее и сотрясая утренний воздух.

— И что же вы прикажете мне делать? Упустить эту единственную возможность, чтобы вновь поставить на ноги эту несчастную фирму? — голос Майкла и его поведение были спокойными и суровыми.

— Я хотела бы вам напомнить, что прежде всего вы — человек, — Брианна просто испепеляла Майкла взглядом, напрочь забыв о присутствии Финнигана. — А проявление сочувствия и любви не является слабостью.

— Я не желаю, чтобы вы указывали

мне, как вести дела моей фирмы! — почти закричал Майкл, позабыв о необходимости скрывать свои эмоции.

— Я отдала вам свою верность и любовь, но вы растоптали их и отбросили в сторону. Я позволила вам так поступить со мной, но это моя ошибка. Однако я не стану помогать вам вырывать кусок хлеба из детских рук, — взорвалась Брианна, и от ее слов стены и без того небольшого кабинета, казалось, сжались еще больше. И пока Майкл в растерянности стоял, не зная, что ей ответить, девушка повернулась, чтобы уйти. — Мне жаль вас, Майкл Донован. Вы можете стать очень богатым, но ни за какие деньги вы не купите ни любви, ни привязанности. Вы будете богаты, но несчастны и одиноки, — добавила она уже в дверях.

Оцепенев от ее слов, Майкл смотрел, как она уходит. На этот раз, он был уверен, ничто уже не заставит Брианну вернуться.

— Ты — глупец! — резко сказал Финниган.

— Ну, спасибо тебе. Мало того, что она мне наговорила!

— Она сказала правду, и ты об этом знаешь. Ты придумал себе массу причин, по которым не можешь любить ее. А ведь она умная и веселая. И у нее полно новых идей для того, чтобы поднять это дряхлое производство на ноги. И кроме всего этого, она идет и приносит в жертву свое сердце, чтобы ты мог, как и прежде, заниматься своим делом. И она это делает не потому, что ей так хочется, не ради своей выгоды. Просто Брианна знает, как много значит для тебя процветание твоей фирмы, как ты ею дорожишь. Подло она поступила, да? — Финниган постарался вложить в свой гневный взгляд весь свой шестидесятилетний опыт. — Это все предлоги и отговорки. Настоящая причина в том, что она — ирландка. И ты не можешь переступить через это. Да, так оно и есть, сынок. И ты не сможешь отрицать этого. И даже называя себя сыном Элизабет Гриффит, ты все равно навсегда останешься детищем Ирландии. Любишь ты эту девушку или нет — англичанином тебе не стать. Все равно не стать!

Уже давно ушел Финниган, и темнота заполнила опустевшее здание, а Майкл все сидел за своим столом. Очевидность собственных ошибок тяжелым грузом легла на его плечи. Вспышка гнева Брианны из-за сиротского приюта говорила о том, что она не заинтересована в деньгах. И со своим рвением наверняка избежать ошибки своей матери, он совершил гораздо более серьезную ошибку. Майкл знал, что сильно обидел Брианну. Он забрал ее невинность, измазав при этом ее грязью. Но порыв ее светлых намерений задел и его. Однако разве мог он отказаться от всего, о чем мечтал, ради чего работал?

Глядя в темноту, он честно признался себе, что и сам не знает.

К утру Майкл так и не принял никакого решения. Он даже не потрудился съездить домой и переодеться. Последний лучик его надежды погас, когда все служащие фирмы уже начали трудиться в поте лица, а стол Брианны оставался по-прежнему пуст.

Даже не вспомнив о пальто, Майкл выбежал из здания. Он шаг за шагом медленно бродил по переполненным пешеходами улицам, его окружала обычная городская суета. Проходили часы, а он все всматривался в постоянно меняющиеся лица прохожих, лелея надежду отыскать среди них лицо Брианны.

В своих бесцельных скитаниях он добрался до «Астора» и, остановившись, невольно вспомнил об их первом ужине с Брианной. Майкл зашел в холл и оставался там до тех пор, пока пристальный

взгляд администратора не заставил его продолжать свой путь. Оказавшись на улице, он побрел по тем местам, где они шли в тот вечер с Брианной, и, наконец, ноги привели его к театру Уоллака. Взгляд Майкла скользнул по афишам, рекламирующим новые постановки, которые можно будет посмотреть в этом сезоне. Это было еще одним прекрасным напоминанием о ней. Майкл со сладкой горечью вспомнил тот волшебный вечер, то, как славно он закончился, но следом всплыло воспоминание, причиняющее ему боль, — их неприятный разговор на следующее утро. Он остановил кэб и окликнул кучера только тогда, когда они подъехали к Хрустальному дворцу и обсерватории Лэттинга. Прохаживаясь вокруг них, он наблюдал за прогуливающимися рука об руку молодыми парами и мысленно рисовал образ Брианны, ее восхищение от их приключений, ее неопытные ласки, которыми она отвечала ему.

Внезапно он понял, что начало темнеть. Прошел уже целый день, пока он бродил по городу. Решив, что ему непременно нужно увидеться с ней, Майкл нашел еще один кэб и вернулся обратно в город. Проклиная сильное движение и толпы людей, преграждающих путь, он всю дорогу подавлял в себе желание выпрыгнуть из экипажа и идти до дома Брианны пешком.

Добравшись наконец до места, Майкл нетерпеливо застучал в дверь черного хода. В женщине, открывшей ему, он признал Мэри.

— Дома ли мисс Макбрайд? — торопливо спросил он.

— Нет, сэр, ее нет. — Майкл заметил, с каким пафосом служанка произносила слова, собрав для этого все свои силы и мужество. — Она на большом балу, который дают в честь принца Уэльского.

— Но ведь этот бал лишь для высшего общества, — Майкл подумал, уж не сошла ли эта пожилая женщина с ума.

— Должна вам сказать, что мисс Макбрайд принята в высшее общество, как, впрочем, и ее тетя с дядей. Это их дом. Она не служанка.

— Но ведь…

— И я буду вам очень благодарна, если вы перестанете стучать в дверь для прислуги.

Остолбенев от удивления и будучи не в состоянии задавать дальнейшие вопросы, Майкл, отвернувшись от Мэри, направился к ожидающему его экипажу. Забравшись внутрь, он никак не мог решить, куда ему поехать. Кроме как домой, было некуда. Зачем же Брианна искала работу, если была дворянкой? Впрочем, это объясняет, откуда у нее такой гардероб, образование и воспитание. Но как ей удалось сохранить свое происхождение в тайне?

Добравшись до дома, Майкл заплатил кучеру и отпер дверь. Когда он вошел внутрь, им овладели те же чувства, что и Брианной в тот памятный вечер, когда она попала впервые в эти стены. Возвращаться в этот пустой и мрачный дом было ужасно. Отчего же раньше он не замечал этого одиночества? После того, как были зажжены лампы и растоплен камин, Майкл опустился на ковер, вспоминая тот незабываемый вечер, когда они впервые были вместе. Наконец он позволил памяти восстановить все события того дня, стараясь не думать о перечеркивающем самое дорогое для него утреннем разговоре.

В его голове болью отдавались слова Финнигана: «Потому, что она — ирландка». Насколько верно было это обвинение? Не поэтому ли он упустил из вида очевидные факты и считал ее за служанку в ее собственном доме? Все те дурацкие причины, которые он придумывал для себя, теперь, казалось, насмехались над ним. Он выдумывал нелепые объяснения всему, что касалось Брианны, но именно такие, которые отрицали ее истинное положение. Он говорил себе, что она, должно быть, занимает эти великолепные наряды у добросердечных хозяев, которые, очевидно, обучая своих детей, дали образование и ей. Горько усмехнувшись, он признался себе, что такие добрые хозяева встречаются только в сказках.