Сердце льва
Шрифт:
Но, похоже, крестоносцы позабыли, ради чего они отправились на священную войну! Впрочем, что с них было взять, с простых, грубых людей? Похоть ударила им в голову, перевесив все остальные чувства. Ричард утешал себя лишь тем, что скоро нужно будет выступить в Яффу, и солдатам вновь придется собраться, напрячь все силы для победы над врагом.
И вот наконец настал долгожданный день уплаты выкупа. Ричард с нетерпением ждал эмиссаров Саладдина, но день сменился вечером, а их все не было.
Куда запропастились эти магометане? Саладдин ведь торжественно поклялся выкупить своих пленных!
Прошел
Наконец сарацины появились.
Они принесли подарки: виноград, финики, цыплят.
— Мы благодарны султану за эти дары, — мрачно произнес Ричард, — но где выкуп?
— Его принесут позже, — последовал уклончивый ответ.
Вскоре вновь пришли послы с подарками, но без денег.
— Что это значит? — вскричал разгневанный король. — Неужели Саладдин обманул меня?
Послы принялись наперебой уверять его, что это не так. Султан просит лишь немного отложить день расплаты, чтобы набрать необходимую сумму.
Так продолжалось три недели. У Ричарда уже не оставалось сомнений в том, что Саладдин водит его за нос. Король вспомнил, как в ту ночь, когда он чуть не умер, Саладдин явился к нему в шатер — если, конечно, это был не сон — и прикоснулся к его лбу чудесным талисманом. Тогда ему показалось, что между ним и Саладдином существует душевное родство… Наверное, сейчас Саладдин смеется над его простодушием и говорит своим друзьям: «Вот, поглядите, как легко можно провести английского короля. Тоже мне великий вождь — так уверовал в силу моего амулета, что, будто по команде, встал с постели. Он доверчив, как дитя; мне ничего не стоит его обмануть».
«Саладдин дорого мне за это заплатит!» — думал Ричард, жестоко страдая от уязвленного самолюбия и вдобавок испытывая какое-то странное разочарование. Мысль о том, что он так обманулся в Саладдине, была для него непереносима.
И как всегда, когда Ричард не мог разобраться в своих чувствах, он рассвирепел. На сей раз его гнев вылился на султана и его подданных.
— Я больше не желаю ждать! — в ярости завопил король.
Теперь, задним числом он был рад, что Филипп уехал — тот наверняка попытался бы его урезонить. И, как показали дальнейшие события, правильно бы сделал, ибо, решив продемонстрировать султану Саладдину, что водить за нос английского короля опасно, Ричард предпринял безумную авантюру.
Дело было двадцатого августа, через три недели после отъезда Филиппа. Ричард сел верхом на своего любимого коня Фовела, которого он забрал в качестве трофея у Исаака Комнина, и с отрядом солдат направился к городским воротам. Солнце играло на его доспехах, выглядел он картинно — этаким сказочным рыцарем. Отряд поскакал на вершину холма, где располагался лагерь Саладдина. Магометане насторожились.
Затем из-за спины короля появились всадники, за которыми шли пешие воины, вооруженные луками и стрелами. Они разделились и встали так, чтобы врагам было хорошо видно все происходящее. После чего вперед вывели две тысячи пятьсот связанных пленников-мусульман.
Пленники стояли понурившись: они уже знали, что им уготована страшная участь.
Застыв от ужаса, не веря своим глазам, Саладдин и его приближенные смотрели, как всадники подступили
Саладдин велел бить тревогу. Расправа над пленными разъярила мусульман, и они бросились на врагов, однако спасти своих соотечественников не успели — те были уже обезглавлены.
Началась битва, но оба войска действовали нерешительно. Саладдин корил себя за то, что тянул с уплатой выкупа; Ричард уже раскаивался, что погорячился. Он же был по натуре не кровожаден и чувствовал, что память о содеянном будет мучить его до последнего вздоха. Теперь о дружбе с Саладдином не могло быть и речи. Человек, которым Саладдин так восхищался, наверняка пал в его глазах…
Вскоре сражение прекратилось, и обе армии отошли на свои позиции.
Как и следовало ожидать, Саладдин прибегнул к ответной жестокости — приказал убить всех пленных христиан.
Величайшим желанием Ричарда было покинуть Аккру. Ему казалось, что страшные воспоминания будут неотступно преследовать его до скончания, что запах разлагающихся трупов навечно въелся ему в ноздри, а суровые лица мужчин, которые, не дрогнув, встретили свою смерть, будут каждую ночь являться ему в кошмарных снах. Филипп правильно сделал, что уехал из этого проклятого города, говорил себе Ричард.
Солдаты же его, напротив, не желали уходить из Аккры. Там у них было вдоволь еды и вина, там было много женщин. Крестоносцы считали, что они заслужили роскошную жизнь, напрочь позабыв о том, ради чего они забрались в такую даль.
Нужно поскорее выступать в поход, решил Ричард.
От Аккры до Яффы было восемьдесят миль. Вроде бы немного, но если учесть, что воины Саладдина могли в любой момент напасть на них по пути, да еще вспомнить про нестерпимую жару и полчища насекомых, то становилось понятно, что добраться до цели будет не так-то просто.
Когда Ричард сообщил Беренгарии, что его пребывание в Аккре подходит к концу, она сказала:
— Я рада, что мы уедем отсюда.
И он понял, что ее тоже преследуют призраки убитых мусульман.
— Нет, ты останешься здесь, — заявил король. — Как ты могла подумать, что я рискну взять тебя с собой?
— Но, Ричард! — воскликнула Беренгария. — Я хочу сопровождать тебя. Тебе может понадобиться моя помощь.
— Нет! — отрезал Ричард. — Твое присутствие будет отвлекать меня от мыслей о солдатах, потому что я буду беспокоиться за тебя.
Беренгарии, конечно, было приятно, что она не безразлична мужу, но, убедившись в его твердом намерении оставить ее в Аккре, она глубоко опечалилась.
— Ты останешься во дворце, — повторил Ричард, — под надежной охраной. Джоанна и маленькая принцесса составят тебе компанию.
— Ах, Ричард… — глотая слезы, прошептала Беренгария, но муж досадливо махнул рукой, давая понять, что разговор окончен.
После их свадьбы прошло уже несколько месяцев, а они почти не оставались наедине. Беренгария, разумеется, понимала, что Ричард очень занят, но… неужели он не мог уделить ей хотя бы несколько часов? Она подумала о солдатах, развлекавшихся с местными красотками. У всех есть время на удовольствие, только не у ее мужа. Почему?