Сердце льва
Шрифт:
Беренгария ахнула.
Джоанна покраснела. Она уже пожалела о том, что невольно причинила боль своей невестке.
Но уступать брату на сей раз Джоанна не собиралась.
— Ричард, — твердо сказала она, — я не пойду за него замуж. Ни за что! Так и передай своим сарацинам: я скорее прыгну вниз с городской башни, чем стану женой нехристианина.
— Но, может, нам удастся убедить его принять христианство, — неуверенно предположил Ричард.
Джоанна расхохоталась, как безумная.
— Скорее они потребуют, чтобы я стала магометанкой.
— Нет, —
— Как это великодушно с твоей стороны! — саркастически хмыкнула Джоанна. — Тебе не жаль выдать меня за дикаря, у которого, наверное, целый гарем. Но поскольку ты у нас такой добренький, ты предложишь ему принять христианство. Представляю, как он будет над тобой потешаться!
— Ты просто несговорчива сегодня, сестра.
— Да! — вскричала Джоанна. — Да! И не уступлю тебе. Не надейся!
Поняв, что толку от нее все равно не добиться, Ричард поспешил убраться восвояси.
А Беренгария и Джоанна бросились утешать друг друга.
Джоанна истерически рыдала, Беренгария была бледна и печальна.
— Джоанна, — прошептала Беренгария, — а вдруг он будет настаивать?
— Нет! — убежденно ответила Джоанна сквозь рыдания. — Он знает, что я не изменю своего решения.
— Неужели ты и вправду готова… покончить с собой?
— Да, если меня будут принуждать выйти замуж за сарацина!
— Ах, Джоанна! Как ужасно быть принцессой! Мы игрушки в чужих руках… А я-то думала, что мне повезло с мужем.
— Теперь ты в этом сомневаешься?
— Джоанна! Зачем нам притворяться друг перед другом? Я ему совершенно безразлична. Он изобретает любые предлоги, лишь бы не оставаться со мной наедине.
— Но Ричард пренебрегает тобой не ради женщин. Пусть это послужит тебе хоть каким-то утешением.
Беренгария поджала губы и еле слышно произнесла, глядя в одну точку:
— Может, я должна ревновать его не к женщинам?
Увы, уныло подумала Джоанна, бедняжка повзрослела и сделала неприятное открытие, что мир не такой, каким он ей являлся в мечтах…
С этого мига из их отношений полностью исчезла фальшь. Джоанне уже не нужно было оправдывать Ричарда. Беренгария понимала, что Ричард равнодушен к ней и исполняет свои супружеские обязанности только из чувства долга.
Обе были несчастны, но Беренгария страдала неизмеримо больше. Джоанна хотя бы сопротивлялась и не собиралась покоряться.
Киприотская принцесса затаилась, как мышка, в своем уголке и молча наблюдала за ними. Она сидела так тихо, что о ней все позабыли.
Да, думала девушка, быть принцессой действительно грустно.
Ее сердце тоскливо сжималось, когда она пыталась представить себе свою судьбу. Отец ее был в цепях, пусть даже серебряных; Кипр принадлежал Ричарду. Увидит ли она когда-нибудь отца и родной дом? Найдут ли для нее мужа? Навряд ли… Кому она такая нужна?
Постепенно Ричард понял, что Джоанна никогда не согласится выйти замуж за брата Саладдина. Тогда он вспомнил про свою племянницу и предложил ее в жены Малек-Абдулу. Естественно, король
Услышав это, Саладдин покатился со смеху. Он и не надеялся, что сестра Ричарда выйдет замуж за его брата. Султан никогда не относился серьезно к этой затее.
Он послал Ричарду ответ, в котором говорилось, что столь высокородный человек, как Малек-Абдул, считает ниже своего достоинства жениться на ком-либо, кроме сестры короля. И Ричарду скрепя сердце пришлось примириться с тем, что породниться с Саладдином не удастся.
Саладдин же воспринимал брачные переговоры как неожиданную передышку. Пока они шли, осень успела смениться зимой, а это время года считалось неблагоприятным для войны.
Оставив Беренгарию и Джоанну в Яффе, Ричард отправился во главе своей армии в Рамлех. Саладдин же вернулся в Иерусалим и начал готовиться к обороне города.
В лагере христиан начались раздоры. Возвращение султана в Иерусалим могло означать только одно: мирные переговоры закончились ничем.
Часть крестоносцев высказывалась за то, чтобы поскорее дойти до Иерусалима и начать осаду. Однако они не были достаточно вооружены, и Ричард не сомневался, что их ждет полный разгром.
Провал мирных переговоров и попытки Ричарда устроить брак своей сестры с Малек-Абдулом несколько пошатнули веру солдат в его непобедимость. А кое-кто даже начал подвергать сомнению приказы короля!
Наконец Ричард все-таки уступил настояниям большинства и объявил, что войско выступает в поход на Иерусалим. Конечно, ему и самому очень хотелось поскорее увидеть святой город; он жаждал славы и говорил, что, если ему удастся водрузить христианский флаг на городских воротах, он сможет умереть спокойно.
Двадцать второго декабря Ричард покинул Рамлех и отправился в Иерусалим. Проливной дождь шел стеной. Крестоносцы еще такого не видели. А когда с неба посыпался крупный град — некоторые градины были размером с голубиное яйцо! — они дружно вспомнили про кары египетские и задрожали от ужаса. Горные речки вышли из берегов, бурные потоки текли и по дорогам. Воины с трудом продвигались вперед по колено в грязной, ледяной воде.
Вскоре стало ясно, что до Иерусалима им не дойти. Все были страшно подавлены. Оставалось только вернуться в Рамлех.
Усталое, деморализованное войско повернуло назад. Ричард даже не подозревал, что на самом деле его шансы на успех были велики как никогда, поскольку состояние духа у воинов Саладдина тоже оставляло желать лучшего. Сарацины голодали, и султан с ужасом ждал появления Ричарда…
В Рамлехе английский король устроил военный совет, на который пригласил герцогов и благородных рыцарей. Все, кто был хоть немного знаком с палестинской зимой, в один голос твердили, что следует подождать до весны. Они пугали Ричарда проливным дождем и сильными холодами. Ричард внял их советам и отдал приказ восстановить за зиму крепостные стены, разрушенные Саладдином.