Сердце мастера
Шрифт:
Родион глотнул вина – во рту стало вязко.
Под потолком лучился неоновый плафон, заливая кухню прохладным светом.
Скользнув взглядом по ее заострившемуся в голубоватых бликах лицу, Родион подумал, что в этих упрямых складках губ, в этом тревожном взгляде таится столько юношеских амбиций, столько неизжитых страхов, что никакие аргументы не смогут заставить ее отказаться от задуманного.
Что ж, зачем спорить, пусть попробует…
– Иви, я буду только рад, если у тебя получится. Думаю, если нащупать «точку входа»…
– Я уже все придумала! Сошлюсь
Родион одобрительно кивнул и, подхватив бокалы, кивком головы позвал ее в гостиную – он купил новый джазовый «винил» и хотел его послушать, устроившись перед камином. Следуя за ним и глядя в его прямую, источающую уверенность спину, Оливия вздохнула: и в этот раз он не воспринял ее всерьез…
Наутро, получив от Габи координаты секретариата Волошина, Оливия села сочинять развернутое письмо.
Спустя несколько часов ей удалось составить текст на английском, который выглядел вполне профессионально. Писать по-русски не решилась – благодаря маминым усилиям говорила она бегло, а вот эпистолярные навыки практически отсутствовали. Родион, владевший русским в совершенстве, мог бы ей помочь, но просить его об этом не хотелось…
Нажав на кнопку «отправить», Оливия одним толчком ноги крутанула рабочее кресло и уставилась в окно. На нее навалилось какое-то тяжелое и гулкое, как снежная лавина, предчувствие…
С трудом стряхнув оцепенение, Оливия натянула свитер, накинула верблюжьего оттенка пальто и отправилась в Национальную библиотеку – нужно было помочь Родиону со сбором материала.
До самого конца недели ничего примечательного в жизни не происходило. В выходные они посетили художественный вернисаж в Центре цифрового искусства и фортепьянный концерт в Доме музыки, но все это не смогло отвлечь Оливию от назойливых мыслей от том, что ответ от Волошина так и не пришел.
Родион, который улавливал с чуткостью сенсорного устройства все колебания ее настроения, пытался завести об этом разговор, но Оливия упорно меняла тему: да неважно, забудь…
Воскресным вечером он обнаружил ее сидящей в кресле: нацепив наушники, в которых вибрировала монотонная инструментальная музыка, Оливия с отсутствующим выражением лица читала Франсуазу Саган – ее книги она не любила и бралась за них лишь в периоды безысходной меланхолии.
Утром безупречно серого понедельника Оливия вышла из дома рано – первое занятие вел сердитый Кубертен, опаздывать было нельзя.
Взвинченным потоком по бульвару летели автомобили, пешеходы муравьиной лентой тянулись к подземке, брезгливо перепрыгивая собачьи кучки, которыми был щедро декорирован тротуар. У заколоченного фанерными щитками банкомата стояла очередь: поиздержавшиеся за предпраздничные дни парижане пытались снять наличные, но защиту от бесчинствующих весь декабрь манифестантов банки еще не убрали, и денежные автоматы были заколочены кусками
Впрыгнув на последней секунде в переполненный вагон, Оливия протолкнулась вглубь и прижалась спиной к сомкнутым дверям. Ехать в окружении понурых лиц было тягостно, и, чтобы самой не впасть в уныние, она достала из сумки смартфон и наушники. На экране зажглось уведомление о новом письме. На долю секунды зажмурившись, как ребенок в ожидании сюрприза, Оливия наконец прочла сообщение. Ассистент господина Волошина сообщал, что во второй половине января тот будет в Москве и согласен дать ей интервью – при условии личной встречи. Далее следовала просьба подготовить предварительный список вопросов и подтвердить дату визита в течение недели.
– Отличная новость, Илиади! Привезешь мне футболку с изображением Путина и шапка а ля рюс! – радовалась Габи, хрустя яблоком в трубку. – Лаврофф-то твой план одобряет?
Как заговорить о поездке с Родионом, Оливия не знала. Со стороны ее действия, наверное, выглядели полным ребячеством. Но ведь это был ее собственный проект, ее идея!
Чем дольше они жили вместе, тем сильнее ей хотелось перестать зависеть от его одобрения. Она мечтала решить эту задачу со знаком неравенства и достичь, наконец, равновесия…
Весь день она подбирала слова, аргументы, гоняла в голове воображаемые диалоги. Но когда под вечер он вошел в квартиру – насмешливый, подтянутый, как всегда безупречный – вся ее решимость куда-то улетучилась. Ему же достаточно было скользнуть по ее лицу взглядом, чтобы понять: маловероятное все же случилось.
Однако, на удивление, ожесточенного спора между ними не вышло: после короткого обсуждения всех деталей и сверки с учебным расписанием они выбрали подходящие для ее поездки даты.
Оливия с изумлением наблюдала, как невозмутимо он просматривает календарь в своем «айпаде», как пролистывает строчки агрегатора авиабилетов, пытаясь выбрать удобный для нее рейс…
И ни возмущения, ни уговоров, ни одного слова о целесообразности этого шага! Он говорил с ней спокойно и деловито, как будто неделю назад идея интервью не казалась ему абсурдной.
И только ночью, в отрывистой поспешности, в преувеличенной силе и жадности его любви ей почудился какой-то тревожный привкус…
VII
Москва
Самолет приземлился по расписанию.
Однако целых тридцать минут выйти из него не удавалось: как сообщил пилот, «в связи со сложными метеорологическими условиями к терминалу нас отбуксирует трактор». Вскоре что-то дернулось, заскрежетало, и воздушный лайнер тронулся с места.
Сквозь стекло иллюминатора оптической иллюзией сверкало здание московского аэропорта…
В сморщенном рукаве, соединявшем корпус самолета с терминалом, витал запах борща. Этот аромат был знаком Оливии с детства, хотя мама и не готовила этот наваристый суп слишком часто – балетный режим не предполагал излишеств.