Сердце мертвого мира
Шрифт:
– А чего глаза в пол прячешь?
– Не поверил Берн.
– Печатей не было, как положено, - признался мужчина и мигом вжал голову в плечи, словно ожидал крепкой оплеухи. Но ее не последовало, и одноглазый, словно почуяв возможное прощение, живо выдал все признание.
– И раньше такие письма были, помнишь ты о том, мой господин.
– Помню, - прогрохотал Берн. В тишине было слышно, как хрустят кости, когда он сжимал кулаки.
– А еще помню, что велел непременно мне докладывать о таких письмах сразу, чтоб выслать гонцов в разведку. Мало я тебя за загривок тогда
– Господин!
– Одноглазый бухнулся северянину в ноги, пополз на коленях. Послышались плевки, угрозы, брань.
– Не было тебя, господин, куда мне говорить было о тех письмах? Я сделал все, как велено, приготовил разведчиков, да только госпожа не велела их отсылать, а тебя дожидаться сказала, чтоб сам решил. Я и...
– Довольно!
– Берн стряхнул его со своей ноги, точно надоедливого котенка, поддал носком сапога в лицо, отчего одноглазый завизжал и укатился кубарем в сторону, окропив кровью пол.
– Убирайся с глаз моих. Еще раз увижу - клянусь Снежным, зарублю.
Тому е нужно было повторять дважды. Пинаемый ногами, получая проклятия чуть не от каждого, но на четвереньках выполз в дверь.
– Вы двое - еще раз все мне поведаете, только не здесь уж. Ты, - посмотрел на Ортана, - поедешь с людьми моими в столицу, в Белый шпиль. И что хочешь делай, а только пусть дверь тебе откроют и выслушают каждое слово. А нет если... проори по громче, что Медведь Берн придет, и башню их разложит по камню, если понадобится, чтоб вытравить колдуний на свет божий. И пусть разошлют гонцов по всем деревням и поселениям, чтобы все собиралась в городских стенах. Шараши мимо Сьёрга не пройдут, ну да мало ли что.
Ортана окружили несколько добровольцев и, с молчаливого согласия Берна, вышли.
– Совет нужно держать, - сказал тот, которого все звали Кородом. Арэн помнил его не только по кислой роже, но и потому, что северянин ругался почем зря почти весь путь от побережья до Харрога.
– раз уж в твоих стенах собрались, Берн, ты и созывай, а то как бы лихо не подошло прежде, чем фергайры решат.
Берн согласился. От Арэна не укрылась покорность, с которой вожди выполняли его приказания. Наверняка пророчат ему место будущего Конунга, подумал Арэн, и, когда служки по приказу хозяина принялись быстро прибирать со столов, носить тяжелые кованные светильники и подбрасывать больше ров в жаровни, вышел Берну наперерез, как раз когда тот собирался покинуть зал.
– Мне можно на совете быть?
– Спроси прямо.
– Отчего же нет.
– северянин огладил бороду, серебряные кольца на косицах звякнули.
– Ты уже показал на что годен, чужестранец. Когда беда идет, грех не принимать советов от светлого ума. Только девку свою прибери: не место женщине на совете.
Арэн так и сделал. Спровадил Бьёри, велел сразу же спать лечь и ни о чем не беспокоиться. Не стал говорить, что нехорошие предчувствия подсказывают - эта ночь может стать не такой уж спокойной. Кто знает, когда придет то войско, о котором говорил Ортан. Может оно уже перехлестнулось через границу и стремительно несет вперед. Великаны, чтоб их харсты имели отростками козлиными!
Не успел дасириец
– Думаете что об этом всем?
– Хозяин Харрога обвел взглядом всех вождей. Было их два с половиной десятка, все густобородые, все меченные свежими шрамами.
– Пусть сперва эти молодцы заново все расскажут, - пробубнил Кород. Он то и дело ерзал на лавке, будто не мог найти себе удобного места. То на левый бок оборачивался, то на правый, потом и вовсе поднялся, бубня под нос: - Заплечных дел мастер тебе что ли лавки строгал, Медведь.
На что Берн только грозно свел брови.
Оба северянина рассказали все в точности так, как и Ортан. Про войско, про тварей быстрых. Изредка их перебивали, выспрашивали про какие-то места, требовали подробнее рассказывать, чтоб ничего не упустить. Арэн насторожился только тогда, когда хромой упомянул про фигуру в темно плаще. Но его перебил скрип отворившейся двери. На пороге стоял Раш, позади которого толкались двое охранников, и пытались ухватить карманника за шиворот. Тот успешно вывертывался.
– Оставьте его, - приказал Берн, жестом пригласил Раша присоединиться.
Когда тот пристроился возле Арэна, дасириец в который раз пожалел, что еще не вполне окреп. Влепить бы этому олуху пару затрещин, чтоб впредь охота отпала по чужому добру рыскать. Зная натуру карманника, не сомневался - тот успел погреть руки на чужом добре. "Еще не хватало, чтоб нас поймали с тем, что мы у гостеприимного хозяина добро умыкнули", - со злостью подумал Арэн. Но, когда хромой продолжил рассказ, отринул все мысли, слушая внимательно, чтоб ничего не упустить.
– Было их несколько между ними. Все в черных одеяниях, лиц не разглядеть. Может и не было вовсе, лиц ихних.
– Тут он как-то сник, и добавил, чуть тише.
– Я видел, как один прямо у меня на глазах растворился. Только что был, я уж собрался железом его попотчевать, а и нет его.
Арэн вспомнил про фигуру в темном в гуще боя. Все было так, как говорил хромой. Только фигура та, кто бы там не скрывался за темными одеждами, творила чародейство. И такое быстрое, какого дасириец прежде не видел. Чтоб воздух становился твердым из ничего - Арэн был незнаком с такой магией.
Но лица северян читались как открытая книга. Никто, даже Берн, не поверили его словам про черную фигуру. Хозяин Харрога поторопил его, велел рассказывать только самое главное. Хромо насупился и дальше закончил без отступлений. Сухо, как велели: как северян перебили, как они обратились в бегство, как их догоняли шараши, хватали и тут же жрали еще живых. Когда закончил, пожди взялись громко обсуждать его рассказ. Говорили про дозорные башни, и почему никто не подал вестей. По приказу Берна принесли письма: два свитка, исписанных кое-как. Кто-то из вождей попросил разрешения глянуть.