Сердце мужчины
Шрифт:
Но он этого даже не заметил, потому что смотрел на огонь и видел там золотые отблески своей мечты о будущем.
Иногда Хилма задумывалась, не приснилась ли ей эта странная и трогательная история и человек, называвший ее Милая. Но даже только повторение этого имени в мыслях вызывало его образ так живо, что это не могло быть сном. Она часто видела его солнечным днем в Ричмондском парке, когда он чинил грузовичок мальчугана; в лунном свете таинственного сада, когда он снял маску и улыбнулся, глядя на нее своим чуть циничным взглядом; в его квартире, когда он, стоя в дверях, с интересом
Кроме того, он был связан со смертью Чарльза Мартина и окончанием этой мерзкой истории с шантажом. Это ведь ей не приснилось. Именно благодаря всему случившемуся она была свободна от угроз! Абсолютно свободна, и могла выходить замуж за Роджера...
Было где-то около середины ноября, когда Хилма получила письмо. Она посмотрела на конверт с некоторым интересом, так как почерк был ей совершенно незнаком.
Письмо принесла мать вместе с открыткой, приглашающей на примерку одного из платьев. Письмо вызвало огромный интерес миссис Арнолл, а вместе с ним и целый поток вопросов.
Хилма распечатала конверт и вытащила одинарный листок толстой кремовой бумаги.
«Милая...»— начиналось письмо.
Ей удалось каким-то образом скрыть свое изумление и ухитриться связно отвечать матери,
одновременно, как бы небрежно, проглядывая письмо. Она должна куда-то спрятаться, где сможет прочитать его одна.
— Так что видишь, дорогая, — продолжала бубнить мать, — для тебя будет гораздо лучше принять решение об этом сейчас...
Хилма рассеянно подумала: «О чем она говорит?» — но ответила задумчиво:
— Да, мама, ты совершенно права. Я все обдумаю и решу окончательно.
— Надо это сделать. — Миссис Арнолл выглядела очень довольной и совершенно не обратила внимания, что Хилма сунула письмо в карман и вышла из комнаты.
Наверху, в спальне, Хилма опустилась на край постели и достала письмо.
«Милая!— Ее тронуло и одновременно позабавило, что он продолжает так называть ее, хотя знает ее имя. — Так как мы договорились с вами, что я прочту ваши имя и адрес только по одной причине, вы сразу поймете, почему я счел необходимым написать вам. Вы оказались правы. Кузен Эвелин вернулся из Америки и серьезно настроен доставить мне неприятности. Я буду пить чай в «Джеррингхэме» на Нью-Бонд-стрит завтра в 4. 30. Если вам случится в это время быть там, я буду рад видеть вас. До свидания».
Письмо даже не было подписано, и этот факт заставил Хилму сухо улыбнуться. Возможно, он решил, что она чересчур небрежно ведет себя с компрометирующими письмами, чтобы ей можно было доверить свое имя? Сидя с письмом в руках, она подумала, что вряд ли может осуждать его за это.
«Огорчение — вот главное чувство, — старалась убедить себя Хилма. — Именно от этого у меня так забилось сердце. Просто я очень расстроилась. Господи, ну почему один неосторожный, неблагоразумный поступок влечет за собой другой? Этот несчастный кузен может доставить кучу неприятностей, повлиять не только на великолепную помолвку Незнакомца, но и на мою собственную! Никто не может сказать заранее, какими будут последствия.
Она вернулась к письму: «В «Джеррингхэме» на Нью-Бонд-стрит завтра в 4. 30».Это свидание. И внезапно она поймала себя на мысли, что огорчение ее не столь велико, как должно было бы быть, что нервное возбуждение, которое она испытывает, ничего общего не имеет с неприятностями, возникшими от угроз этого кузена.
Разумеется, не было ничего плохого в том, что она увидится с ним по делу. Жаль, конечно, что им придется снова встретиться... но не может же она допустить, чтобы его помолвка расстроилась из-за того, что она откажется объяснить этому кузену, что на самом деле произошло в тот вечер!
Она обязательно пойдет завтра на встречу, выслушает, чего он ждет от нее, и обретет наконец уверенность в том, что они навсегда разделались с последствиями того инцидента.
«Джеррингхэм» на Нью-Бонд-стрит был невелик, но столики были расставлены достаточно далеко друг от друга, а притушенный свет создавал впечатление интимности, которое очень располагало к деликатному разговору. Войдя, Хилма сразу поняла, что он очень продуманно выбрал место встречи.
Его вид человека, приятно удивленного, с которым он поднялся из-за столика, был безупречен. По тому, как загорелись при этом его глаза, она решила, что ему доставляет удовольствие с таким артистизмом разыгрывать целое представление.
— О, какая неожиданная встреча! Не присоединитесь ли ко мне? Или вы кого-то ждете?
— Не глупите, — шепнула Хилма, когда он помог ей снять пальто, страстно желая, чтобы Роджер хоть иногда делал такие милые глупости вроде этой.
Они уселись друг против друга, и она быстро взглянула на него, пытаясь заметить по его лицу обеспокоенность от возникновения перед ним проблемы. Она ничего не увидела, но решила, что в любом случае он не проявит своего беспокойства.
Пока не принесли чай, они болтали о разных пустяках. Но затем, начав наливать его в чашки, Хилма спросила:
— Так как же обстоят дела? Серьезно?
— В настоящий момент, да. Кузен убежден, что одна из моих слабостей — это регулярно принимать у себя молодых девиц.
Он рассмеялся.
— Мы ведь оба такие, — шутливо напомнил он. — Конечно, мы очень обаятельные искатели счастья, но... тем не менее авантюристы.
Хилма рассмеялась, как бы соглашаясь с ним, хотя подумала, что могла бы и поспорить.
— Допустим, что все это так, но мы ведь сейчас не это обсуждаем, — поспешно проговорила она.
Он сразу стал серьезным, хотя в манере оставалась еще легкая шутливость.
— Я полагаю, что наш невинный ужин был воспринят им как не такой уж и невинный. Боюсь, что он решил, будто дело обстоит именно так, как мы представили его сержанту полиции.
— Ах да, конечно. Я совсем забыла, . сколько улик против себя в плане нравственности мы нагромоздили. .
— Да. Теперь мне кажется, что я напрасно добавил несколько деталей, хотя в тот момент они казались мне совершенно необходимыми, — признал он.