Сердце пацана
Шрифт:
— Седьмой, — брякнула, сдаваясь. Голову она так и не подняла, стыдливо вжимая ее в плечи.
— Ну и нафига?
— Так получается…
Миротворцем мне не быть, защитник из меня тоже так себе, да и советчик хреновый… Однако, последнее что я сказала Павловой, было:
— Угомони свои таланты и спрячь зубки. Нарвешься однажды и пообломаешь.
Больше мне делать в этом месте было нечего. Довольно приключений! Развернувшись, тяжелыми шагами потопал на выход.
— Белов! — крикнула мне в спину
Качнув головой, я распрощался с этой конурой на трое суток. Трое суток иллюзии хорошей жизни.
Дома привычно тихо. Зайдя в комнату, я нахмурился, заметив что комната освещалась слабым светом.
Телефон.
Щелкнул на блокировку, усилием воли заставил себя не залазить в личное пространство девчонки. Со вздохом положил телефон обратно на стол, но тот, играя на моих нервах, снова запиликал.
Нет. Не буду читать.
Резко схватил телефон со стола.
Боже, какой я идиот…
Бесцеремонно открыв сообщения, я почувствовал как челюсть судорогой свело.
Что за….?
«Оленька, доброй ночи!»
«А где моя любимая розовая пижамка?»
«Оленька, ты сводишь с ума… В последнюю нашу встречу ты себя плохо вела, пора тебя отшлепать.»
Кто. Это. Нахрен. Такой.
Оленька? Может этот гусь номер перепутал?
Мрачно пролистал вверх. Переписки регулярные. Только вот Мышь не отвечала. Почему? Оленька…
В голове что-то щелкнуло. Шестеренки в мозгу закрутились.
Оленька…
Твою мать! Кощей… Сука!
Нашел.
Застегнул ремень, надел пуловер, схватил телефон и вмиг оказался около машины, напрочь забыв про куртку.
А если он ее нашел?
Я лихо вылетел со двора. Медлить было нельзя. Руки с силой сжались на руле, костяшки пальцев побелели.
Почему же не сказала? Почему молчала? Глупая… глупая мышка.
Дверь машины громко хлопнула, стрелой я взлетел на третий этаж. Плевать на время. Плевать на соседней. Лишь бы только была дома. Только дома… Палец нажимал на звонок без перерыва. Кулак требовательно ударился об дверь.
— Кто там? — тихий испуганный голос раздался за дверью, а меня отпустило.
Дома…
— Бобрич, — прорычал, вспоминая, что мышь скрыла от меня. — Открывай, — рявкнул.
Замок щелкнул два раза и светлая не шибко смекалистая головушка боязливо высунулась в проем.
Мои глаза сузились до щелок, а её испуганно раскрылись. Дернул дверь на себя, вырывая из маленьких ручек девчонки, и прижал ту к себе, жадно вдыхая запах волос.
— Мышь, какого фига? — тихо прошептал, осторожно пальцами пробираясь по ее спинке. Щека прижималась к моей груди, сама Бобрич сжалась колючим ежиком, а руки свисали вдоль тела, не намереваясь обнимать меня в ответ.
— Что происходит, Белов? — проворчала она,
— Ты оставила у меня телефон, — напряженно выдавил, и нехотя отпустил ерепенившуюся мышку.
— Да, я знаю, — рассеянно пролепетала и смущенно сложила руки на груди. На той груди, которая проступала холмиками сквозь легкую белую футболку. На той груди, на которой горошины сжались.
Черт!
Сглотнув скопившуюся слюну, отвел бесстыжие зенки. Жар опустился к низу живота. Это мука! Смотреть на нее и не иметь возможности прикоснуться.
— Ничего не хочешь мне рассказать? — хриплым голосом бросил.
Она недоуменно на меня взирала. Из всех возможных фраз сказала самую глупую.
— Почему ты без куртки?
В этом невинном вопросе было столько заботы, что мне стало больно. Рассмеявшись нездоровым смехом, взъерошил волосы.
— Бобрич, объясни мне, пожалуйста, что в твоей голове происходит? Какие нахрен метаморфозы?
— Герман…
— Я что тебе говорил?
Она все еще не понимала.
Что ж, я ей доходчиво объясню. Развею это недоумение.
Достав из кармана джинс телефон, разблокировал. Аида потянулась за гаджетом, но я отвел руку в сторону. Нашел переписку, сунул ей под нос, со словами:
— Читай.
Мышь бегло пробежалась по строчкам. Понимание отобразилось на её лице.
— Это мое дело…
— Хрена с два! — выкрикнул. Закрыл глаза. Вдох-выдох. — Это не только твое дело, — тише проскрежетал.
— Послушай, я во всем разберусь, — настойчиво повторила упрямая ослица, и я вдруг четко осознал, что покладистой она мне нравилась больше.
— Интересно, как?
— Я что-нибудь придумаю…
— Знаешь, Аида, — надвинулся на нее, — не для того я несколько лет назад жопу рвал, чтобы сейчас один гандон все изгадил.
Я поднял ту тему, о которой мы не говорили никогда, предпочитая делать вид, что ничего не было. Давным-давно это было моим решением.
— Герман, — потянула она неуверенно ко мне руку.
— Не надо, мышь. Просто запомни: я не позволю тебе самой во всем разбираться. Если сказал — говорить, значит не просто так. Что-то да мое слово ещё значит. Будь так добра, не обесценивай мои слова.
— У тебя будут неприятности, — жалостливо шепнула.
— Их будет больше, если ты мне ничего не будешь говорить.
Поддавшись порыву, нежно положил руку на ее щеку. Это не просто мужское желание. Это больше. Нечто сокровенное, идущее из глубины души. В этом больше чем в словах, больше чем в обычном сексе. Нельзя потрогать, но можно ощутить каждой клеточкой тела. Мелкая дрожь пробежала по спине. Медленно ее рука накрыла мою. Своим лбом я прикоснулся к её.
— Просто пообещай, — выдохнул.