Сердце полемарха

Лин Айлин

И больше всего интересовали люди, это были в основном мужчины с пышной растительностью на лице, чинно шедшие куда-то по своим делам, перекинув через сгиб локтя сложённую ткань гиматия. Большинство сверкали голыми пятками, но некоторые носили сандалии и необычные с толстой кожаной подошвой ботинки, последние заметила всего на паре молодых юношей.

На меня поглядывал каждый нет-нет, бросая заинтересованные взгляды.

– Капюшон накинь, женщина, - прошипел гиатрос Иринеос, вырывая меня из задумчивого созерцания, - впервые выходишь на улицы Афин?

–

Второй раз в жизни, - фыркнула я, но голову прикрыла.

– Никакого уважения ко мне, - сквозь зубы прошипел старик лекарь, - и почему я за тебя везде ручаюсь?

– Доброе утро, гиастрос Иринеос, - поклонилась я, как положено, он прав, я забылась, - прошу простить мне мою дерзость. Воздух мнимой свободы, видать, вскружил голову.

– Не то слово, - чуть оттаял Иринеос, - мы идём в Асклепион, покажу с какими больными ты отныне будешь мне помогать. Накидку с головы не снимать, - строго добавил он мне и я кивнула, давая понять, что всё уяснила.

Из дома этнарха я вышла в сопровождении личной охранницы Агаты и мужчины в кожаном нагруднике с коротким мечом на поясе. Половину его лица скрывала густая чёрная борода, глаза тёмно-карего цвета ничего не выражали, и смотрели на мир с равнодушием

– Идти достаточно далеко, держись меня ближе, на шаг позади, - приказал гиатрос и направился вниз по улочке.

Встав, как было велено, пристроилась к ритму шагов лекаря и пошла следом. Охрана шла чуть позади.

– Агата, - тихо спросила я женщину, - а почему тебе разрешено выходить из дома?

– Я из Спарты и моим ремеслом всегда была война, госпожа, - также тихо ответила она мне.

– Как-так?
– брови сами удивлённо подскочили вверх, - ничего не понимаю, ты же гречанка, как ты стала рабыней, Спарта ведь тоже эллинам принадлежит...

– С чего вы взяли, что я рабыня?
– удивилась она и я тоже удивилась: а и правда, почему я так решила?

– Цыц!
– раздражённо обернулся на меня гиатрос Иринеос, - Аглая, по себе людей не судят, если ты рабыня, то окружающие люди не обязательно тоже. И, Аглая, на тебя как-то нехорошо влияет воздух улиц Афин. Следи за собой и держи рот на замке. Пока тебе не позволят говорить, права на слово ты не имеешь, - прежде чем отвернуться, Иринеос кинул грозный взгляд на Агату и та смущённо потупилась.

– Простите, гиатрос Иринеос, этого больше не повторится, - молвила она и уставилась прямо перед собой, превращаясь в безучастного телохранителя.

Я чуть нахмурилась, но отвечать не стала: пусть шипит и бесится. Могли бы и раньше мне всё рассказать. Хотя, о чём это я? Буквально несколько часов назад моя позиция была где-то на уровне плинтуса, кто же с бесправной наложницей будет вести подобные разъяснительные беседы?

Обижаться на лекаря не имело смысла: он дитя этого мира и времени, я же пока совершенно чужеродный элемент, пытающийся пристроиться к действующей системе.

Но пока не очень получается. И я всё чаще задумываюсь о том, как эту систему прогнуть под себя. Постепенно, не спеша. И первый пункт плана: заявить о себе, как о

лекаре, постепенно начинает претворяться в жизнь.

Второй мини-шаг - выбить плату за свои труды. Как это сделать я сейчас не совсем представляю, но, думаю, подсказки возникнут, а уж я не прозеваю, воспользуюсь ими на полную катушку.

Чуть притормозив, прислушалась к себе.

Мне хотелось власти. Полной свободы действий.

И это не мои желания. К такому я в своей земной жизни никогда не стремилась.

Агата тихо шепнула:

– Госпожа...

И я вернулась в реальность: лекарь уже достаточно далеко от меня ушёл, а я стою посреди дороги истуканом.

– Иду, иду, - закивала и поспешила за стариком.

Надо в тишине своей комнаты потом обдумать откуда что взялось. Но догадка мне не понравилась: скорее всего это память той, что раньше владела телом. Это её стремления. Её желания.

Бороться? Но человек должен быть цельной личностью, иначе так можно сойти с ума, каждый раз сопротивляясь части своей же души. Поэтому нужно принять и жить дальше. Душевное равновесие - залог здоровья, как физического, так и психологического.

Погрузившись в подобные непростые размышления, не заметила, как мы дошли до места назначения.

Это было большое двухэтажное здание, сложённое из крупных тёмно-серых камней правильной прямоугольной формы. Окон с этой (внешней) стороны не было, лишь узкие отверстия в некоторых местах.

К высоким двустворчатым дверям вела широкая лестница, по которой туда-сюда сновали люди в белых туниках.

– Центральный афинский Асклепион, - снизошёл до меня гиатрос Иринеос, застыв на первой ступеньке и дождавшись, когда я встану рядом с ним; в его голосе слышались гордость и благоговение перед этим местом, - он, конечно, будет скромнее, чем на острове Кос, и источников целебной воды здесь тоже нет, но во всём остальном мои братья жрецы-асклепиады ни в чём не уступают косийцам.

– Пойдём, - миролюбиво добавил он, дав мне несколько минут, чтобы впечатлиться возвышающимся надо мной сооружением.

Действительно, как такое могли построить все эти люди, не имея техники и иных материалов, без которых возведение подобных строений в моём мире было бы невозможно? Это просто грандиозно! Уму непостижимо!

И в который раз я убеждаюсь: человек может всё и даже больше! Стоит только захотеть и приложить к этому определённые усилия. Порой титанические. Но конечный результат может на долгие века оставит свой след в истории.

Пройдя внутрь, оказались в уже привычном мне внутреннем дворе, здесь его именуют перистиль.

Только в Асклепионе он был в десять раз больше, чем в поместье этнарха Менедема.

– Гиатрос Иринеос!
– к нам подошли трое. Приветствуя моего нового начальника, они очень низко склонили головы. По всей видимости лекаря этнарха весьма уважали в этом странном месте. Раскланявшись со знакомыми, Иринеос поспешил дальше, по вымощенной мелким камнем дорожке. Я не отставала ни на шаг, при этом стараясь рассмотреть как можно больше.