Сердце пяти миров

Андреевич София

Она отбросила прочь глупые мысли о свободе и ускорила шаг. В палатку целителей вот-вот хлынет поток раненых, ее помощь там понадобится. Она должна будет довести себя до изнеможения, чтобы быть почти полумертвой от усталости, когда напившиеся вина и наевшиеся мяса воины решат восполнить запас магии. И тогда она сможет просто лежать, глядя в небо или уткнувшись лицом в землю, и не думать о том, что происходит.

Один раз.

Два.

Три.

Пять.

Шербера знала, что спутники Илбиры нежны и не позволяют себе пускать акрай

кровь. Она знала, что даже тот великан, что выбрал себе Волету после последнего боя, не тронет ее и пальцем, если она не захочет, но это были они, и это была их удача.

Ее спутники, ее пятеро мужчин, были опытными, славными воинами, как говорили о них в войске, и они твердо знали, что акраяр — это бывшие или будущие постельные девки фрейле, а значит, нежничать с ними нет нужды.

Богиня велела акраяр подчиняться мужчинам. Шербера была акрай, а значит, она должна была подчиняться. После битвы ее спутники хотели крови еще больше, чем во время нее. В тех, кто вернулся из боя, словно вселялась сама Инифри, а Инифри не терпела неповиновения и жестоко за него наказывала.

Шерб сжимала зубы и закрывала глаза, стараясь не слишком громко кричать, пока они раздирали ее тело на части, насилуя ее по двое сразу и смеясь над ее болью. Она плакала и умоляла о снисхождении, зная, что если не будет умолять и плакать, будет еще хуже.

Самым страшным из них был бородатый Сайам с заросшим до глаз лицом. Он брался за нее последним и бил до тех пор, пока она не начинала скулить, по-настоящему скулить, не в силах даже вскрикнуть, а потом толкал ее на землю и овладевал ею так, как овладевают животным, грубо, быстро и все же мучительно медленно.

Она ненавидела его и желала ему долгой смерти. Магия внутри нее кипела и булькала, просясь наружу, и переливалась через край, наполняя Сайама… но сама Шербера не могла пользоваться ей, ни каплей, ни крошечной капелькой, которой ей было бы достаточно, чтобы заставить его мужскую часть сгнить в наказание за всю ту боль, которую она ей причиняла.

Инифри не давала женщинам силу распоряжаться магией. Она позволяла им только хранить ее для других, пусть даже эти другие были последними ублюдками последнего ублюдка этого мира.

Такова была ее воля.

— Эй, ты! — Окликнувший ее мужчина сопроводил свои слова нетерпеливым жестом. Его лицо, испачканное потеками красной краски, сказало ей, что это карос каросе — воин, входящий в боевое безумие без магии. — Подойди-ка сюда, акрай.

Мальчику, истекающему кровью на камнях в паре шагов от нее, не помог бы ни один целитель. Да даже если бы сама Шербера отдала ему всю свою магию, она бы не смогла его спасти. Но она не могла не подчиниться, когда ей приказывал мужчина, так что подошла и встала рядом с ним, ловко уворачиваясь от прикосновений воинов, бегущих к стене, чтобы спуститься с нее и присоединиться к тем, что гонит врага прочь.

— Держи его.

И Шербера подчинилась так послушно, словно и была создана только для

этого. Она опустилась на колени на пыльной скале и обхватила лицо умирающего руками. Светлые синие глаза смотрели на нее с тоской, рука уцепилась за рукав ее одежды, голос был совсем тихим и полным слез.

— Не надо, — захныкал он, глядя на нее. — Не надо, я не хочу умирать. Ну позовите целителя, я еще могу, это не такая уж тяжелая рана, я еще буду жить…

— Ложись! — завопил вдруг искаженный боем голос Прэйира. — Ложись!

Воины попадали на землю; тот, что удержал Шерберу, рухнул прямо на нее и на умирающего мальчика, заставив его закричать — отчаянно, пронзительно, тонко, как птица, налетевшая грудью на острый шип.

Но он сделал это намеренно. Громкий звук, темный и низкий, подобного которому она не слышала в своей жизни никогда, заставил ее сначала закричать от ужаса, а потом закрыть глаза и вцепиться в плечи умирающего паренька, когда земля под ними задрожала, а над головой словно пронесся вихрь.

Магический взрыв. Последняя попытка предателей повернуть ход битвы вспять — и, похоже, она не удалась, потому что воины вокруг снова вскочили на ноги и рванули к стене, оттирая кровь с лица и волос.

— Не отступать! Все на ноги, вперед, добьем тварей! — закричал где-то далеко Прэйир.

Карос каросе, лежавший на плачущей Шербере и стонущем в агонии юноше, вскочил на ноги и бросился было к стене, но вдруг вернулся и ухватил ее за подбородок окровавленной рукой. В суматохе лиц, теней и крови их глаза встретились.

— Убей моего брата, акрай. Сделай, что должна.

— Вперед! — раздался за стеной отчаянный крик, и Шерб кивнула и отвела взгляд, когда воин отпустил ее и прыгнул со стены вниз.

Снова обхватила лицо юноши руками и посмотрела в глаза, залитые слезами, и коснулась губами его губ в прощальном поцелуе, который должна была подарить ему любимая женщина или мать, а дарила та, уста которой не знали любви.

— Твоя магия не умрет с тобой, — сказала она, и он затрясся и захныкал в ее руках, как ребенок. — Твоя магия поможет другим, храбрый воин.

— Акрай, — прошептал он, — я не был храбр, я не был храбр, я встал за спину своего брата и позволил ему сражаться, пока сам дрожал от страха. Мне всего семнадцать Жизней, я не хочу умирать, не хочу, не хочу…

— Акраяр! — раздался откуда-то слева далекий голос Илбиры. — Все в палатку! Все к раненым!

Но она не могла уйти, когда была нужна. Шерб положила голову юноши себе на колени, не обращая внимания на ругательства воинов, которым мешала пройти. Взяла тонкую руку в свою, крепко сжала ладонь и закрыла глаза, чувствуя магию умирающего воина, ощущая ее как тепло маленького огонька под ладонью, приятное тепло, которое вскоре должно было исчезнуть. Нащупала рукой тяжелый нож-афатр в складках одежды, ухватила его покрепче, обжигаясь об вечно холодный камень, и сосредоточилась на том, что должна была сделать.