Сердце Рима
Шрифт:
Хэмилтон задвигал желваками, словно перетирал в челюстях ее кости.
– Вы участвовали в переговорах с Миром Джафаром, помогая свергнуть наваба Сираджа уд-Даула? По чьему приказу?
Вопросы продолжались, иногда повторялись. Лорин отвечала с величием, достойным королевы. Впрочем, она слишком много знала о королевах, чтобы судить об их достоинстве. Лорин стоила куда дороже, хоть на ее голове не было короны. Она устала, но ни ее осанка, ни выражение лица, ни голос не выдавали этого. А Хэмилтон зевал, не всегда прикрывая рот.
– И напоследок, – пробурчал он, делая записи
«О бриллианте?» – Лорин не ожидала этого. В конце концов, во время допроса ее пытались обвинить в измене ордену и приписать сговор то с одними, то с другими, но причем тут величайшая драгоценность, которую ей когда-либо приходилось видеть? Гигантский камень был бесценен. Она отыскала его в семейном склепе Сираджа уд-Даула и похитила. Бриллиант считался пропавшим, его многие годы безуспешно пытались выследить не только охотники за золотом, но и наемники ордена Созидателей. Такой камень – веский аргумент в споре. Он стоит дороже тех денег, что за него могли бы заплатить, поскольку отыскать аналог равносильно поимке призрака. Статус его обладателя незамедлительно повышался. Престиж давно весит больше, чем доброе имя.
И потому вопрос удивил Лорин. Камень она отдала в руки Харди.
– Мне повторить вопрос? – Хэмилтон подобрался, как охотничий пес, почуявший след. Он сплел короткие пальцы, положив руки на стол. На его ногтях темнели следы от чернил.
– Я думала, как вам ответить, – вежливо произнесла Лорин. – Я не слишком интересовалась его историей. И, откровенно, считаю, что его достоинства преувеличены. Возможно, он и вовсе легенда.
Оставаясь внешне бесстрастной, она следила за малейшими изменениями в его мимике. Если ее сейчас поймают на лжи – пощады не будет. Но ничто в лице ведущего допрос не переменилось.
– Мне жаль, – произнес он тоном, который явно давал понять, что это чувство ему не знакомо. – Завтра продолжим.
– Неужели нельзя было учесть мои заслуги перед орденом, чтобы не проводить беседу в темнице? – с неизменной вежливостью поинтересовалась Лорин.
Впервые за все время он позволил себе улыбнуться, хоть его тяжелые щеки едва всколыхнулись и тут же опустились на место.
– Учитывая ваши заслуги, мы говорим здесь, а не этажом ниже, в пыточной. Продолжим завтра. Доброй вам ночи.
Последняя фраза была чистой воды издевкой, поскольку Лорин предстояло ночевать в камере. До рассвета оставалось не так уж и много, допрос был долгим, но и спать она не собиралась. Конечно, ее разместили, можно сказать, с удобствами. Здесь была кровать, стол и стул, постель пахла свежестью. Камера высшего уровня. Хэмилтон прав – это лучше, чем пыточная.
Лорин была слишком занята, чтобы думать о своей судьбе. Перед ней, точно жемчуг, рассыпались воспоминания. Хаос? Нет, порядок, но ей нужно понять, какой. Почему вопросы шли в такой последовательности? Почему на допросе не присутствовал Харди?
– Римлянин, – Лорин подобрала с земли кусок глины, отпавшей от сапог конвоира, и начертила на кирпиче латинскую букву «R».
Появление итальянца в Индии, его попытка избавиться от Клайва, а позже –
– Его завербовали, – Лорин хлопнула ладонью по кирпичу.
Он – одна из марионеток Созидателей. Но почему ее не предупредили? Почему он играл против нее, а не с ней?
Великий Могол. Еще одна загадка. Почему они спросили о нем? А точнее: почему им пришлось? Харди должен был передать его в Англию, должен. Но почему-то этого не сделал.
Три года о ней точно забыли, и вот вдруг темница. После всех тех объяснительных писем и отчетов. Харди уверял, что позаботится об этом! Что он…
И вдруг Лорин почувствовала, как покачнулся пол под ногами. Мурашки пробежали по коже. Рассыпанный жемчуг стал соединяться в созвездия. Вот она – система.
Им нужна не Лорин. Они хотят получить Харди.
– Боже, – она прислонилась к стене.
Жемчужина за жемчужиной нанизывались на нить, ложились ожерельем на грудь и всё ближе подкрадывались к шее.
Звук шагов оторвал ее от тяжелых мыслей. Дверь открылась, и на пороге камеры возник тот, чье имя Лорин мысленно проклинала. Едва он сделал шаг, как женщина бросилась к нему:
– Сукин ты сын! Ты меня подставил!
– Погоди… – Харди примирительно поднял руки.
– Бросил, как кость на откуп волкам, – она все наступала, и хоть в руках Лорин не было оружия, а она была на голову ниже своего учителя, тот отступил к закрытой двери. – Сам привел сюда!
– Выслушай, – попросил он с нажимом.
Лорин остановилась и тяжело вздохнула, кивком разрешила ему говорить.
– Хэмилтон давно роет мне могилу, – Харди достал из кармана платок и вытер пот со лба. В камере не было жарко. – Он точит зуб еще с тех пор, как меня назначили одним из двух десятков архивариусов. К тому же…
Он понизил голос до едва слышимого шепота:
– … он заручился поддержкой Людовика XV. [7]
– Абсурд! – нахмурилась Лорин. – «Орден не служит политике…»
– «… он над политикой», – закончил за нее Харди отрывок из кодекса. – Всё верно. Но не тогда, когда ты на закате лет все так же вычищаешь конюшни. Работать с арестантами и отступниками из бывших побратимов – не самая уважаемая роль.
7
Король Франции, взошедший на престол в 1715 году.
– Ложиться под тех, на кого укажет орден, лучше? – фыркнула Лорин. – Но я не ропщу.
– Ты куда умнее, и ты молода. Он понимает, что Тауэр станет его склепом.
– Как и моим, – прорычала она, толкнув его в грудь. – Это ваша с ним война. Не моя!
Харди обошел ее, глядя вокруг так, словно находился в хижине, пропитанной холерой. Он смахнул пыль со стула и опустился на него, стараясь ни к чему больше не прикасаться.
– И что я могу сделать?
– Донеси, – Лорин поражалась его недогадливости. – Собери совет и скажи то, что только что сказал мне. Пусть отрубят голову ему, а не твоей бедной воспитаннице. Моя – гораздо красивее и очень мне идет.