Сердце сержанта
Шрифт:
— Вы мне все же не ответили, что означает слово «процветает»?
Федор оглянулся: больные на соседних койках занимались своими делами, а может быть, только делали вид, что занимаются ими. Он обрадовался, когда маленькая девчушка с повязкой на горле включила репродуктор. Шла передача для покорителей целинных земель. Теперь, когда лейтенант не беспокоился, что его услышат посторонние, он мог рассказать о своем бывшем друге.
Узнав из письма Тани о ее несчастье, Клычков поначалу очень расстроился, чуть не заплакал, хотел тут же добиваться у командования внеочередного отпуска, чтобы съездить к ней. Но время шло,
— Не надо, не рассказывайте больше! — взмолилась Таня.
— Хорошо, не буду! Узнайте только конец: мы осудили Клычкова. Ведь если он мог сегодня так отнестись к вам, то кто поручится, что завтра он не подведет своих боевых друзей, весь полк? Ему пришлось хлопотать о переводе в другую часть. Я не обманывал вас, когда писал о его отъезде.
Он замолчал, решив не говорить, что еще до отъезда Борис завел роман с пухленькой смешливой официанткой. Зачем Тане знать это?
Девушка глядела в окно. О чем она думала? О недолгом, зыбком счастье своем? О неверном женихе и несбывшихся девичьих мечтах?.. Глаза ее были сухи и голос тверд, когда она заговорила:
— Как это обидно все и... и гадко. Не потому, что разлюбил, нет. Он и не любил меня вовсе. Это я, наивная дурочка, приняла блестящую мишуру за золото. Не то обидно. Обидно за потерянную веру в человека, оказавшегося таким... таким... — Она никак не могла найти нужного слова. — Простите, Федор, теперь я хотела бы остаться одна. — Таня попыталась скрасить улыбкой свою бестактность.
Лейтенант поспешно поднялся.
— Могу я проведать вас перед отъездом?
— А вы уже уезжаете, так скоро? — встревожилась она. — Где вы остановились, кстати? — Видя, что он замялся — свой чемоданчик офицер оставил в кабинете главного врача, — Таня объявила тоном приказа: — Сейчас же зайдете в школу номер один, слышите? Спросите там Веру Евстигнеевну Павлову — это моя мама. У нас две комнаты, мама о вас знает. — Лейтенант был в дверях, когда Таня вспомнила: — Да, а как мои скворчики поживают?
— На юг собираются... За вами вслед.
Едва за гостем закрылась дверь, вся палата принялась шумно поздравлять Таню Павлову; офицер, на которого никто из больных, кажется, и не смотрел, тем не менее успел всем понравиться. Девушка молча выслушала поздравления. Ах, если бы ее соседки по палате знали все! Борис не любит ее и никогда не любил по-настоящему — теперь она поняла это. А что касается Федора... Что ж, он хороший человек, может каждому понравиться... Но для нее он чужой...
Молодой офицер, в тот вечер перешагнувший порог дома учительницы Павловой, сразу полюбился Вере Евстигнеевне. Вот и на вид вроде неказистый, и смущается больше, чем парню полагается, а какой душевный!
Федор рассказал о своей тете, живущей на юге. Он давно собирался проведать старушку, да все времени не было. Сейчас он едет к ней и мог бы сопровождать Таню. У тети свой домик, Тане будет у нее удобно, а курсовку для лечения легко достать на месте, он списался с тамошним санаторием.
Все это было давно продумано им, и говорил он просто и деловито, словно речь шла не о девушке, судя по всему нравящейся ему, а о меньшей его сестренке,
Всегда такая осторожная, даже подозрительная, любящая свою дочь больше жизни, Вера Евстигнеевна как-то сразу поверила в него. Впрочем так ли уж сразу? Сколько писем Федора она прочитала вместе с дочерью! Сколько раз вздыхала про себя, что Танин «жених» не такой...
Проговорив с гостем до полуночи, Вера Евстигнеевна уже не могла заснуть. Перед уроками она забежала в больницу.
— С югом, кажется, все устраивается, дочка. Если не достанем тебе путевку в санаторий, поедешь «диким» образом, вместе с Федей. Мужчина в дороге — большая подмога нам.
— При чем тут Федор, мама? — смутилась девушка. — Что ты говоришь?
Но как ни хмурила брови Таня, какие возражения ни приводила, доказывая, что принимать помощь Федора неловко, душа ее ликовала. Она поедет на юг, к морю и к солнцу, она снова будет ходить...
А через два дня товарищи Тани по Дому культуры и райкому комсомола провожали ее в дальнюю дорогу. Секретарь райкома и парикмахер, надевший ради такого торжественного случая черный костюм и галстук-бабочку, провели летучее «совещание»: как лучше перенести больную из легковой машины в вагон? Пока они совещались, Федор Зайцев подхватил девушку на руки и отнес ее в купе.
— Какой он у тебя сильный! — с завистью шепнула Тане ее закадычная подружка и тут же прикусила язык — так посмотрела на нее девушка.
Не сразу поверила в Федора, в будущее свое счастье Таня. Мучали сомнения и неверие, казалось, что Федор просто жалеет ее — покинутую и больную. Где было знать Тане, что молодой человек влюбился в нее с первой минуты, как только глаза девушки заглянули ему в душу с проявленной фотографии. Влюбился, но не решался признаться в этом даже себе — ведь она была чужой невестой... Вот и в свое окончательное выздоровление Таня не верила, считая, что врачи привычно утешают ее, как и других пациентов.
Жаркое солнце, грязевые ванны и заботливый уход сделали чудеса. Сначала тайком, держась за стены и мебель, ковыляла Таня по комнате, как бы заново учась ходить. Потом без посторонней помощи добралась до ванного зала. А там, окрыленная успехом, решилась и на большее — проделала прогулку по пешеходной тропе вдоль берега, присаживаясь по пути на лавочки. Домой она вернулась без сил, но ликующая: она еще будет танцевать!
«Это вы, Федя, вернули мне веру в жизнь, в себя, в людей, — писала она Зайцеву, уехавшему в свою часть. — Всей моей жизни не хватит, чтобы отблагодарить вас!»
Но разве благодарят за любовь? Разве благодарят солнце за то, что оно светит?
В моих руках любительское фото, полученное недавно: невысокий молодой мужчина в военной форме держит на руках двух малышей, чем-то похожих на желторотых скворчат, рядом стоит худенькая улыбающаяся женщина. На обороте снимка написано, что фотография сделана в высокоторжественный день, когда Ивану Федоровичу и Петру Федоровичу Зайцевым исполнился ровно год. Письмо пришло из города на юге страны, куда перевелся офицер: его жене нужно тепло и солнце. Впрочем Татьяна Петровна Зайцева вполне здорова, боли прошли бесследно, она даже в волейбол играет «и совсем забыла о ногах» — говорится в сопроводительном письме.