Сердце старого Города
Шрифт:
Старшие братья не пришли, не спасли, так и оставшись сказкой, единственный залог их дружбы — Камни Силы, были разбиты. А мальчишку-полукровку — доказательство, что Старшие братья существовали не только на страницах детских книг, Темное Племя бросило умирать в лесу. Волки, идущие точно по следу степняков, уже растерзали его тело. И теперь живые завидовали мертвым. Те уже ушли, а они… Они ждут, каждую секунду ждут, что она станет последней. А дальше… Какой ты будешь, Смерть?
Вон, сосед Вано, он продавал вино — его, живого, использовали как мишень. Несчастный стенал, но степняки стреляли
А еще были костры, где жгли мерзкое племя магов. Чудовищная, безумная симфония озвончала ночь: горящие заживо кричали, а степняки плясали и били в шаманские бубны, призывая древнюю Мать-Кобылу принять дар. Оставшиеся в живых сходили с ума, и смерть от ножа была высшим благом, единственным подарком, на какой был способен скупой на жалость степняк.
Сильвия сидела посреди соплеменников. Она окаменела и теперь, как горгулья днем, взирала на останки своего мира. И не осталось ни страха, ни отчаяния. Только чудовищная пустота — руки крепко сжимали поручи из нефрила.
Нефрил дарил абсолютную, выпивающую душу пустоту. Ей не было мучительно больно, как несчастным магам, на чьих руках и шеях нефрил оставлял язвы до кости. Впрочем, магов больше не осталось — их всех сожгли или закопали заживо. Ее не сожгли, видимо, только потому, что нефрил не тронул, не ожег кожи рук.
Так и сидела, не шелохнувшись, только кончиками пальцев все перебирала найденный в старом плаще пустой амулет. Перебирала и не чувствовала прикосновений. Она больше ничего не чувствовала… Кроме Пустоты.
Неожиданно к ней подошли два воина, с кривыми от езды на лошадях ногами. Она бы и не заметила их, если бы один не схватил девушку за полурасплетенную косу и не потянул вверх. Сильвия взглянула на степняка непонимающе пустым взглядом. Кто-то рядом зарыдал. Ее ведут на костер? Так ведь утро? Костры горели всю ночь.
– Пойдем! — с жутким акцентом выплюнул степняк.
Она покорно встала и последовала за конвоиром. Рыдавший заголосил. Но удар древка копья быстро заставил несчастного замолчать.
Сильвию ввели в небольшой шатер. Степняки возили жен с собой, когда шли в поход. Поначалу Сильвия никак не могла понять, что делают женщины и дети здесь, в военном лагере? Как можно им видеть подобное? Степняки — не люди… и даже не звери. Но теперь она ничего не думала…
Степнячки в шатре жестами велели снять одежду. Сильвия разделась, не понимая, зачем им обгорелые тряпки? Степнячки, по всей видимости, разделяли ее мнение об одеждах. Не чувствуя того, она только крепче сжала дешевый амулет, степнячки не заметили. Женщины осмотрели девушку, потрогали белые волосы, как опасного и диковинного зверя. Брезгливо скривились и каждая сплюнула. Затем что-то порешили между собой. Они принесли котел с гадким варевом, вязким и липким, обмазав им девушку, обскребли как лошадь. Во время экзекуции у Сильвии на глазах наворачивались слезы. Но девушка их сдержала. Внутренняя ярость не дала расплакаться. Пусть они так и горят в глазах. Спутанные в колтун волосы расчесали и смазали жиром. Затем принесли
Сильвию вывели босой на снег, его обжигающая колкость заставила прийти в себя. Конвоиры рывком поволокли ее к большому шатру. Девушка едва не потеряла сознание от страха, но через мгновение услужливая пустота поглотила и его. Сильвия по-прежнему сжимала амулет, безделицу то ли не замечали, то ли это было не важно.
Пленницу ввели в шатер. Мерзкая вонь пота, крови, экскрементов и кислого молока ударила в нос. От запаха Сильвия очнулась, ощутив острую ненависть, смешанную с брезгливостью. Огляделась.
Шатер был полон людей. На возвышении у стены сидел старик, его окружали телохранители и военачальники, там же стоял и шаман. Ниже и дальше от сидящего на топчане конунга толпились прихлебатели. Когда ввели Сильвию, все притихли, разглядывая пленницу.
Сильвия поняла, что прежде уже видела конунга, но с трудом узнала его — тогда он был великаном на коне и в боевой броне. Сейчас же конунг, одетый в рубаху и шаровары, показался ей стариком. Шапка с мехом едва прикрывала плешь. Лицо, украшенное кустистыми бровями и высокими круглыми яблоками скул, избороздили морщины. Но узкие глаза смотрели цепко из-под одутловатых век. Сигезмунд гнусно улыбнулся наполовину беззубым ртом.
Сильвию передернуло от улыбки конунга, девушка не скрыла гримасы отвращения. Конунга это задело. Он зло хмыкнул. Сказал что-то на зычно-лающем языке, конвоиры с силой толкнули девушку в центр шатра, а конунг встал.
– Сегодня я, Сигезмунд Первый, Великий Покоритель Всех Земель, сломаю последний оплот больного, выродившегося племени! Это их королева! — Конунг ткнул пальцем в Сильвию. Девушка пыталась понять речь старика, выходило плохо. Смысл ускользал. Однако, как догадалась Сильвия, старик специально говорил на языке Излаима, чтоб она понимала. — Девка посмела угрожать мне и моему народу! Сегодня я научу ее уважению.
Старик достал хлыст, тот щелкнул по полу. В шатре стало тихо. А Сильвия никак не могла понять, зачем хлыст? В шатре же нет лошадей.
– Девка из Города, как твое имя?! — обходя пленницу по кругу и поигрывая хлыстом, спросил Сигизмунд. До Сильвии дошел спертый смрад из мускуса, кислого молока и немытого тела.
– Не тебе его произносить! — дерзко отозвалась пленница, с трудом поняв вопрос. Резкая жаркая боль ужалила спину.
– Имя, грязная девка! — ноздри старика раздувались от ярости.
– Для тебя у меня нет имени! — шумно вдыхая через нос, прошипела Сильвия. Щелчок, теперь рука девушки онемела, наливаясь горячим и тяжелым огнем.
– Имя! — прорычал палач. Сильвия сжалась, перехватывая воздух, она не могла говорить, в голове помутилось.
– Ее имя Сильвия, Дочь Гаспаро, — раздалось из зала. Кто мог знать ее здесь? Но кнут остановился, едва не достигнув щеки девушки.
– Девка по имени Сильвия, сегодня я буду укрощать тебя, как вчера укротил твой гнусный народ, рассадник грязи и порока! — наставительно произнес низкорослый и вонючий старик. — Грязная, мерзкая ведьма!