Сердце, в котором живет страх. Стивен Кинг: жизнь и творчество
Шрифт:
Врач кивнул: «Еще как».
Даже несмотря на пелену боли и шока, Кинг ему не поверил: «Мои пальцы действительно двигаются, клянетесь Богом?»
«Поверьте, это так».
«Я умру?»
«Не сегодня».
Как только вертолет «скорой помощи» прибыл в МЦЦМ, Стива тут же отвезли в операционную. Операция началась в 20.30, через четыре часа после аварии…
После многочасовой операции, закончившейся в половине четвертого утра, пациента перевезли в реанимационное отделение.
«Каждая косточка с правой стороны была сломана. К счастью, голова уцелела — я отделался сотрясением», — говорил Кинг.
Предварительный список повреждений включал
Первым делом врачи закрепили ногу пациента при помощи специального аппарата для фиксации — похожего на проволочный каркас устройства из спиц и обода, которое крепилось на ноге и обездвиживало кости и суставы.
В понедельник Стива отправили на очередную операцию, которая продлилась почти десять часов.
Проснувшись на больничной койке после второй операции, он обнаружил, что на его предплечье красуется пластырь с антигистаминным препаратом, а из руки торчит капельница с морфином и массой других обезболивающих. Кинг взглянул и подумал: «Боже, я опять стал наркоманом. Меня это потрясло не меньше, чем сами травмы. Из всего, что со мной случилось, именно это было самым несправедливым: только представьте себе — после долгой борьбы с наркотиками и алкоголем, победа в которой далась мне с таким трудом, мне приходилось снова их принимать!»
Он решил, что единственный способ справиться с зависимостью от мощнейших, вызывающих привыкание препаратов, таких как викодин и перкоцет — лет десять назад он бы с удовольствием на них подсел, но времена изменились, — следить за количеством принимаемых лекарств и ни в коем случае не превышать рекомендованную дозу. «С другой стороны, я не собирался себя истязать — в ситуации, когда лекарство могло облегчить боль, я бы не раздумывая его принял», — признавался писатель.
Во вторник, 22 июня, через день после второй операции, врачи сообщили Стиву, что было бы неплохо, если бы к концу недели он начал ходить, а затем поинтересовались, есть ли у него планы на ближайшее будущее.
Кинг ответил, что 13 июля на стадионе «Фенуэй-парк» состоится матч всех звезд. «Как считаете, я смогу туда попасть, хотя бы в инвалидном кресле?» — спросил он.
«Две медсестры, стоявшие рядом, обменялись такими красноречивыми жалостливыми взглядами, что у меня внутри все похолодело».
В среду, 23 июня, состоялась третья изнурительная операция — третье хирургическое вмешательство за пять дней. В ночь, когда Стив лежал на операционном столе, на восток Мэна обрушился сильнейший ураган, вызвавший серьезные перебои с электроэнергией. Всю ночь электричество в больнице то включалось, то выключалось, несколько раз гас свет, но благодаря запасному генератору все обошлось.
Следующую многочасовую операцию назначили на пятницу, однако врачи посовещались и решили пока повременить — учитывая количество анестезии, которую Кинг получил во время первых трех операций, проведенных за короткий пятидневный срок. К концу первой недели при помощи терапевта и ходунков Стив уже мог сделать несколько шагов.
Он проведет в больнице еще три недели и перенесет еще две сложнейшие операции…
В ходе проведенного
Когда после аварии Смит сказал Кингу, что его ни разу не штрафовали, он явно лукавил. На самом деле стоило заглянуть во внушительный список его нарушений, как становилось ясно, что водитель нагло врал: Смит, нарушитель со стажем, не соблюдал правил дорожного движения с тех пор, как сел за руль. Среди недавних его грехов числилось неоднократное вождение в пьяном виде и отказы остановиться по требованию полиции. Только за 1998 год его трижды лишали водительских прав.
Как ни странно, но 19 июня никто не проверил Смита на алкоголь или наркотики.
Вернувшись домой, на Западный Бродвей, Кинг понял, что его жизнь кардинально изменилась. Он потерял более сорока фунтов; в доме круглосуточно дежурила сиделка, следившая за приемом лекарств, которые писатель заглатывал в неимоверных количествах — до ста таблеток вдень; и в довершение всего ему ежедневно приходилось превозмогать нечеловеческую боль на занятиях лечебной физкультурой.
Первостепенной целью, которую поставила его физиотерапевт, стало возвращение подвижности колену — чтобы нога сгибалась хотя бы под прямым углом. «Боль была нечеловеческая, мой вой разносился по всему дому, — вспоминает Стив. — Не представляю, как жена все это вынесла, бедняжка, а физиотерапевт лишь посмеивалась да просила еще поднажать. Я стонал, говорил, что больше не вынесу, но она не знала пощады».
Прошло несколько недель после его возвращения домой, и одна из медсестер призналась ему, что, перед тем как им доверили уход за знаменитым пациентом, начальник поговорил с каждой и строго-настрого запретил какие-либо шутки на тему «Мизери». Кинг оценил откровенность девушки и заверил ее, что ни одна из сиделок ни разу не сострила при нем на эту тему, хотя, может, и зря: учитывая любовь писателя к черному юмору, это могло бы хоть ненадолго отвлечь его от боли.
Вдобавок к физическим мучениям Стива одолевала слабость, он не был уверен, что сможет снова взяться за перо — по крайней мере, пока находится под действием бесчисленных препаратов. И все-таки Кинг начал писать — ровно через пять недель после аварии. У Стива случались перерывы и подольше, только вот этот был вынужденным — и потому невыносимым.
Однако он и не предполагал, как трудно окажется снова вернуться к творчеству: «Поначалу у меня было такое чувство, словно я никогда раньше этим не занимался. Я как будто начинал все с чистого листа. Никогда не забуду ту жуткую минуту, когда мне показалось, что я разучился писать». Кинг не знал, в чем тут дело: то ли всему виной недостаток уверенности в собственных силах, то ли побочные эффекты от кучи разных препаратов притупили остроту восприятия, а может, он слишком долго не писал и растерял навыки. Стив работал по десять — пятнадцать минут — не дольше. Несколько дней прошло, прежде чем он набрался смелости и прочитал написанное… Фразы выходили слегка тяжеловаты ми, но Стива волновало другое: больше всего он опасался увидеть бессмысленную писанину, а этого, к счастью, не произошло.