Сердце в виде часовой пружины. Игры богов
Шрифт:
Прежде чем дать сигнал к старту, старший неожиданно вылез из кабины.
Он встал рядом и коснулся наушника пальцем.
– Утечка. Трое, – произнёс он. – Варианты?
– Нет сторонних блокираторов операции, – раздалось в наушнике.
– Доступ? – спросил он.
– Открыт, – последовал ответ.
– Исходник?
– Стандарт.
– Мозг?
– Без отклонений.
– Перехват?
– Возможен.
– Поток?
– Две тысячи восемьсот эр дельта пи.
– Результат?
– С 10 вечера до 4-х утра всё будет стёрто.
Я чувствую побуждение, хотя бы пред лицом целого мира предрассудков, сообщить без пояснений замечательные результаты разговора, происшедшего между усыпленным и мной. (Э.А. По, Месмерическое откровение)
– Раз, два, три.
Спиридон хлопнул в ладоши.
Открыв глаза, я тут же собрался встать с дивана.
– Нет-нет, не спеши, – сказал Спиридон.
Где-то минуту он молчал, затем произнёс
– Я уже год копаюсь в твоей голове и уже многое понял – я о твоих рекуррентных снах.
– Я вижу. Спасибо.
– Но здесь конкретно – исключительный случай. Мне нужно ещё время.
– Может, лучше прекратить это, если нет толку? Какой это сеанс, седьмой?
– Девятый.
– Тем более.
– Нельзя. Если мы прекратим, придётся начать заново, если ты, конечно, по-прежнему хочешь получить ответы на вопросы. А ты, я вижу, хочешь. – Он вопросительно посмотрел.
Я кивнул.
– …и тебя по-прежнему интересует та фраза, которую, ты услышал от своей, якобы, второй жены?
– Очень. И многое другое.
– Этот сон длится уже у тебя …
– Три года. Три года. И обычно не более трех-четырёх раз год.
– И ничего нового.
– И ничего нового. Кроме деталей. Я каждый раз вижу новые детали. Но не думаю, что они существенные.
– Можно поподробнее?
– Например, я вдруг замечаю крупную каплю воды на лобовом стекле с внутренней стороны. Она дрожит от движения машины, наконец струйкой сползает вниз. Сползая, она образует фигуру, похожую на букву. Но я не могу понять что это за буква. Или такое : я стою и любуюсь закатом и вдруг вижу как с ветки падает лист. Он кружится и летит прямо мне в руку. Я раскрываю ладонь и хочу его поймать, но в последний момент лист делает пируэт словно избегая моей руки, и падает в сторону… и прочее в таком духе.
– Любопытно.
– Проснувшись, я, по твоему совету, сразу включаю запись и надиктовываю всё, что я видел, стараясь ничего не упустить. Конечно же я что-то упускаю, что-то малосущественное… Но это не имеет значения. Ничего кардинально не меняется. Всё это как просмотр фильма бесконечное число раз. Одно и то же. Всё то же самое, и ты знаешь наперёд как всё закончится. Но так ты думаешь в реальности, когда проснулся. Во сне же у тебя словно отшибает память, и ты каждый раз переживаешь всё заново.
– Значит, нам стоит продолжить. Твой сон словно временная петля. Он замыкается на себе как змей кусающий себя за хвост.
– Дай-ка вспомнить, как его…
– Уроборус.
– Точно. Где конец, там начало.
– Это цикл. Что такое цикл? Смена начала концом и наоборот. Во сне ты стар и умираешь, затем ты отдаешь свое сердце, якобы для трансплантации, чтобы дать кому-то новую жизнь, возродить кого-то из небытия. Вот классический цикл. Наша задача правильно определить его фазы. Твой сон сложен, он – загадка. С какого бы отрезка мы бы не проникали, всё упирается в маркеры за которыми кроются смыслы. В данном случае это цифры, указатели, фразы, отдельные слова, предметы, ландшафт, и прочее. То есть, детали. Ты окрестил их как несущественные, напротив, они весьма существенны. Детали могут определить куда нам дальше идти, где искать разгадку. Я очень прошу тебя запоминать детали. Детали предопределяют смыслы. А смыслы показывают события изнутрикак рентген. Нам ещё предстоит их расшифровать… Теперь можешь подниматься, – сказал он.
Я поднялся и сел.
– В твоём сне поразительно всё, – продолжил он. – Уже после того, как тебя физически нет, ты продолжаешь описывать события от других лиц. Ты как бы видишь себя со стороны: свидетелей аварии, полицию, этих странных людей из вертолёта, якобы пришедших за твоим сердцем. Всё звучит очень достоверно как документальный репортаж и описано прекрасным языком. От тебя не ускользает ни одна мелочь. У меня уже есть, так сказать, каркас, ряд точек. Но для того, чтобы мне соединить их в линии и увидеть фигуру, мне… то есть, нам нужно ещё поработать.
– В прошлый раз ты сказал, что ты постараешься описать лицо человека, что был со мной в машине. Но, как я вижу, у тебя снова не получилось.
Спиридон вздохнул.
– Это не у меня, это у тебя не получилось. Ты не смог описать мне его когда я спросил тебя. Не всё здесь так просто, хотя…
– ?
– Я теперь склоняюсь к другой мысли.
– Какой?
Он сделал паузу и поправил очки.
– Послушай, дело в том, что не было там никакого человека. Это был ты сам.
– Я догадывался, что ты мне сейчас это скажешь. Ты ошибаешься. Тот старик не мог быть я. Он хотел выглядеть как я, но он не был мной, потому что…
– Это был тыи только ты, – перебил Спиридон. – Твоя ментальная проекция. Альтер-эго из прошлого, которое говорит тебе о каком-то чувстве вины за то, что ты сделал раньше… или не сделал, но внушил себе что это сделал. Но там был ты. Потому что всё, что произошло дальше – это классическая жертва, искупление, катарсис. Сердце, которое ты отдаешь во сне как трансплантант – это финал трагедии. Самый красноречивый архетип, символ души.
– Ты смеёшься надо мной?
– Нисколько.
Я глубоко вздохнул.
– Спир-Спиритус. Ваш брат выносит мозг похлеще шаманов.
Спиридон улыбнулся.
– По оккультизму не ко мне. И, как маститый языкоед, ты должен знать, что у меня имя греческое, ничего общего со латинским spiritus.
– Я знаю, тебя воротит от эзотерики, потому что дядя Фрейд учит другому. Но просто допусти, если то, что я там видел – а ты сам признаешь это было очень достоверно – как бы инсайт, предостережение, что произойдёт со мной в будущем.
– Я не занимаюсь фантастикой.