Сердце волка
Шрифт:
— Доверься мне, малышка Эя. Я не отпущу тебя, — говорил он. — Набери побольше воздуха и тони. Попробуй.
Я послушно зажмуривалась, набирала воздуха так, что он распирал меня изнутри и пробовала пойти на дно, не удавалось.
— Вот, — говорил Андре. — Запомни, кроха, утонуть невозможно. Это против законов природы. Даже если ты выпустишь воздух, в клетках твоего тела его остается довольно, что бы держаться на плаву. Заметь, даже утопленники плавают поверху. Люди захлебываются водой от паники, их так пугает собственный страх, что они не смогут выплыть. Но ты, моя маленькая
Мокрые волосы обрамляли самое красивое лицо, которое можно представить, даже статуи в саду не такие красивые. И я тонула — только не в воде, а в этих голубых глазах, и следуя урокам Андре, плыла. Сразу, без подготовки, потому что Андре объяснил мне — утонуть невозможно.
Пышный каравай на берегу таял во рту, холодное мясо было нежное, словно крем. Андре никогда не забывал взять с собой сладости для меня.
А еще мы уписывали кашу с молоком и печеньем прямо на кухне, если опаздывали к ужину, и такой ужин нравился нам обоим гораздо больше.
Когда я болела, Андре сам приносил мне еду и ел вместе со мной, что бы мне было веселее… Мы часто ели наедине.
Но сейчас, переступив порог комнаты Андре и увидев посреди сервированный на двоих овальный стол на одной ножке, незабудки в вазе, горящие свечи… Я отчего-то ощутила, как становится жарко и почему-то стыдно.
— Мисс Лирей.
Андре склонился в полушутливом поклоне, и подвинул мне стул.
— Герцог де Шеврез, — в тон ему ответила я, присев в реверансе.
Андре озорно улыбнулся, и усаживая меня за стол, склонился в поцелуе над пальцами. Поцелуй вышел легким, едва уловимым, но колени мои отчего-то задрожали, и щеки снова вспыхнули.
— Вина? — спросил Андре, и в ответ на мой изумленный взгляд, пояснил. — Тебе нужно расслабиться, Эя. Ты слишком напряжена.
Мои пальцы принялись нервно теребить салфетку. Когда Андре на треть наполнил мой бокал золотисто-янтарной жидкостью, заигравшей при свете магических мотыльков всеми оттенками золотого, я впервые подняла на него глаза.
Андре переоделся в традиционный фиолетовый камзол, из рукавов которого выглядывает белоснежная рубаха. Фиолетовые кюлоты, черные начищенные туфли. Несмотря на приватную обстановку камзол застегнут на все пуговицы, и я отчего-то вздохнула с облегчением и сразу покраснела от собственных мыслей.
— Эя, — нежно сказал Андре, усаживаясь напротив, и наливая себе бокал вина. — Если бы я знал, что ужин наедине со мной так напугает тебя, я нипочем бы не попросил накрыть здесь стол. Поужинали бы в общем зале, и я наслаждался бы твоей улыбкой, а не этим затравленным взглядом. Что с тобой, Эя? Ты сомневаешься, правильно ли мы поступили?
Я заморгала.
— Прости, Андре, — сказала я, наконец. — Я… Я не знаю, что со мной, просто голова кругом, и я отчего-то так устала за день, и ты, такой…
Андре замер, слушая каждое слово.
— Такой… заботливый, такой обходительный, — пробормотала я. Зажмурилась и добавила: — И такой близкий… Прости. Я наверно, сейчас приду в себя.
Андре широко улыбнулся и салютовал мне бокалом.
—
Я послушно пригубила вино, сделала еще один маленький глоток, и еще. Когда поставила бокал на стол, в голове приятно потяжелело.
— Ну вот, впервые за вечер улыбнулась, — сказал Андре. — Давай не будем затягивать с ужином, Эя. Завтра рано вставать. Налетай! — сказал он, как когда-то в детстве.
— Как в детстве?
Я улыбнулась.
— Без приборов?
Андре подмигнул мне и подцепил двумя пальцами розовую жирную колбаску, уложил ее на продолговатый кусок хлеба, и бутерброд исчез в мгновение ока. Герцог де Шеврез снова подмигнул мне и облизал пальцы.
Я коротко рассмеялась и тоже занялась ужином. Запеченные овощи, сыр, густой сметанный соус, колбасы, копчена индейка с золотистой корочкой, пышные ломти хлеба, салат — очень просто, сытно и вкусно.
С ужином было покончено в несколько минут, видно, сказалась усталость, голод, и ещё действие вина. Налить мне второй бокал попросила я сама.
После того, как унесли остатки ужина, мы с Андре вышли пройтись и посмотреть на звезды. Хоть никого не было рядом, он не пытался меня поцеловать, просто обнял за плечи и прижал к себе, и мне было так тепло и хорошо, рядом с ним, что я всерьез стала опасаться, что вот-вот проснусь. Уж слишком все хорошо!
Марена помогла сонной мне избавиться от платья, и переодеться в удобную ночную сорочку.
— Новая, миледи, — сказала она. — Герцог попросил маму голубем купить кое-какие мелочи в дорогу.
Постель оказалась заботливо прогретой.
Проваливаясь в сон, я подумала, что нет, нельзя быть такой счастливой. Невозможно. Улыбнулась и заснула.
Круглый белый диск луны тревожно серебрит черные, как ночь стволы деревьев. Я отчаянно пытаюсь продраться через непроходимые заросли, словно за мной гонится войско самого дьявола. Темно, сыро, тонкие ветки хлестко бьют по лицу, открытым рукам и ногам. Из одежды на мне только батистовая сорочка, тонкая ткань прилипла к телу. Ноги — то ватные, то свинцовые — я проваливаюсь в моховые подушки, падаю, поднимаюсь, вытирая перепачканные в земле руки о мокрую ткань и бегу, бегу. Словно со стороны раздается мое хриплое дыхание. Я молчу, только время от времени истерически всхлипываю и закрываю грязной ладонью рот. Я знаю, что сзади подступает… Что-то настолько страшное… Самое страшное, что только есть в подлунном мире. Вперед! Только не оглядываться!
Где-то вдалеке раздается волчий вой.
Лес медленно, как в кошмарном сне расступается, я взбираюсь на крутой пригорок. Нога подворачивается, я кубарем качусь вниз. Опираясь руками о землю, я пытаюсь подняться, но что-то словно не позволяет мне разогнуть спину, клонит к земле, словно сверху положили камень или целую скалу.
Медленно, как во сне, я поднимаю голову и слышу, как из темных кустов впереди раздается рычание.
Я замерла, кусая губы. Спереди, в кустах загораются, одни за другими, желтые глаза. Развернуться и бежать назад? Нет. И дело не в том, что догонят, просто там… сзади, еще страшнее.