Сердце Запада
Шрифт:
Клементина ждала, но поток слов, казалось, иссяк.
– А что насчет него? Твоего брата?
– Я же сказал. Мы вместе управляем фермой.
– Он старше или младше?
– Младше. Мне было двенадцать, а ему десять, когда… мы с мамой ушли.
– Значит, у вас разные отцы?
– Нет, мы родные братья. Зак просто… некоторое время назад он сменил имя. Не знаю, зачем. Здешние мужчины иногда так делают, когда оказываются не в ладах с законом. – Рябчик, пухлый как откормленная на ферме курица, пронесся поперек дороги, и лошадь в упряжке дернулась в сторону. – Посмотри
Клементина не посмотрела ни на анемоны, ни на степные розы. Она взглянула на мужа и ощутила какую-то странную боль, смесь нежности и отчаяния.
– У тебя рот как ловушка для бобра, мистер Маккуин.
Уголки его усов дрогнули.
– Правда?
– Да, – произнесла она, старательно подражая его манере растягивать слова. – Несомненная, достоверная и вековечная правда.
Гас натянул вожжи, останавливая повозку, после чего повернулся к жене.
– Ладно. Что ты хочешь знать?
– Почему ты не говорил мне, что твой отец тоже божий служитель?
Он скрипуче хохотнул.
– Поскольку это не так. Совсем не так. Папаша называет себя преподобным, но не думаю, что кто-либо удосужился посвятить его в духовный сан, если только не дьявол самолично, а службы он проводил, единственно ради чужих деньжат. Со всеми своими поддельными чудесами и лицемерной набожностью, он как никто другой может торговать словом Божьим. – Губы Гаса как-то странно вытянулись, и он тряхнул головой, словно отгоняя свои слова. – Но ведь он при случае рекомендуется и доктором, и профессором. Получил патенты на продажу лекарств и соляных приисков. Боже, когда он начинает тараторить, сразу видно, этот продаст все, что угодно.
Судя по описанию Гаса, его отец был настоящим мошенником. Клементина не могла поверить, что недостойный человек вырастил такого правильного сына, как Гас. Но ведь «преподобный» и не растил его, по крайней мере, не долго.
– Значит, он очень умный, мистер Маккуин, – сказала Клементина, поскольку ей показалось, что мужа гложет стыд за отца. – Во всяком случае, образованный. Раз может продать все, что угодно.
– Ну да, папаша утверждает, что он магистр философии, и у него даже есть кусок пергамента с печатью, на котором это написано. – Гас поджал губы и уставился в пустое небо Монтаны. – Он применяет свои умения, чтобы потребность человека верить хоть во что-то обернуть против него самого. Надеюсь, ты поймешь, почему я не хотел рассказывать тебе о своем отце – особенно после того, как увидел, из какой ты семьи.
Гас наклонил голову и посмотрел на подножку между своих расставленных коленей.
– И я не рассказал тебе о Заке, потому что хотел, чтобы он тебе понравился, хотя вряд ли так выйдет. Он… ну, грубоватый, и ветер в голове гуляет.
Клементине захотелось улыбнуться.
– Энни-пятак сказала, что он безрассудный парень.
– Нелегко вырасти другим, когда поблизости для примера только
Гас хлестнул поводьями, мышастая лошадь дернулась и зашагала.
Клементина задалась вопросом, что стало причиной распада семьи Маккуинов, и почему Гас уехал со своей матерью в Бостон, а его брат остался здесь, чтобы вырасти сорвиголовой. Она открыла рот, чтобы спросить об этом, но тут Гас привстал, всматриваясь в даль. Они только что поднялись на холм и сейчас видели впереди человека, идущего по дороге. Мужчина вел в поводу лошадь, через седло которой было перекинуто что-то, по-видимому, мертвое.
– Это Зак… Эй, Зак! – Гас махнул шляпой и с громким криком подбросил ее в воздух. Потом пустил лошадь легким галопом, от чего повозка зашаталась и захлюпала по сырой земле.
Путник остановился, поджидая их. Высокий и сухощавый, без рубашки, он стоял, уверенно попирая сапогами землю. Обнаженная грудь была загорелой и мускулистой… На коже запеклись струйки крови.
Когда повозка замерла, Клементина увидела, что поперек седла висит испачканный в крови новорожденный теленок, от которого поднимается пар.
Гас обернул поводья вокруг тормозного рычага и выскочил из повозки. Распахнул было объятия, но затем передумал.
– Боже, Зак. Ты же голый и скользкий, как грязная куница, – пробормотал он.
Мужчина ничего не ответил. Не сказал даже «привет».
– Бьюсь об заклад, ты небось уже решил, что я не вернусь, – расплылся в улыбке Гас.
Зак Рафферти, брат Гаса, шагнул в сторону повозки. Каждый мускул тела Клементины напрягся, и она прерывисто задышала: ведь прежде ей не доводилось видеть наполовину обнаженного мужчину так близко. Даже муж до сих пор не раздевался перед ней.
Зак засунул большой палец в патронную ленту, низко висящую на бедрах. На лицо с резкими чертами была надвинута пыльная черная шляпа. Мягкие поля скрывали глаза. От мужчины исходил неприятный запах крови и родившегося животного. Кобыла, учуяв вонь, фыркнула.
Теленок замычал, разрушив неловкую тишину. Улыбка Гаса слегка померкла. Движением подбородка он кивнул на теленка.
– А что с коровой?
– Сдохла, – ответил Зак Рафферти, по-южному растягивая слова. – Волки добрались до нее.
Гас засунул большие пальцы в карманы пальто и сгорбился.
– Ну, наверно, ты догадался, что раз я вернулся, значит, мама умерла. Она угасала медленно, но спокойно. Мы устроили для нее хорошие похороны. Пришло много людей. – Он кашлянул, приглаживая усы. – Она спрашивала о тебе, Зак.
– Уж конечно, спрашивала.
Рафферти подошел ближе к повозке, так близко, что Клементине показалось, будто он навис над ней.
Пальцем он сдвинул шляпу вверх, чтобы получше рассмотреть гостью. У него были странные глаза – плоские и желтые, похожие на блестящую полированную медь.
– А это что за женщина?
Гас вздрогнул и взглянул на нее, будто забыл о попутчице. И покраснел.
– Моя жена. Это моя жена. Клементина Кенникутт. Ну, теперь Маккуин. Я встретил ее в Бостоне, но это целая история. Ты еще посмеешься, когда я все расскажу…