Сердце Запада
Шрифт:
Добравшись до сарая, миссис Маккуин первым делом накормила животных. Там находились одни только лошади — куры давно передохли, во время первых сильных морозов, а свиней забили еще до этого. Лошади стояли в стойлах, сгорбившись и опустив головы от ветра, проникающего сквозь трещины в стенах. Кементина переживала за необъезженных лошадей на пастбищах и коров, которые, наверное, штабелями лежали вдоль изгородей.
Пальцы одеревенели, а руки и ноги потеряли способность чувствовать, пока она накалывала на вилы сено и разбивала лед в корытах. Клементина уложила на красные санки столько
Клементина сделала бесчисленное количество ходок к поленнице и обратно. Потом ее сменила Сафрони. Затем они взглянули на свои запасы и решили, что натаскали достаточно, чтобы продержаться до следующего утра.
Уже час как стемнело, когда женщины услышали стук. Ветер дул так сильно, что, казалось, мог содрать с деревьев кору, Клементина подумала, не оторвалось ли что-то от дома. Но буран на мгновение затих, как иногда случалось, когда он будто втягивал в себя больше воздуха, что задуть еще сильнее, и снова послышался стук.
Это определенно был стук в дверь. Удары, которые мог наносить только кулак человека. Клементина пошла к детям, готовая успокоить малышей, если те проснутся и испугаются, но они продолжали спокойно спать. Она встретила всполошенный взгляд Сафрони.
– Это может быть Гас, – сказала миссис Маккуин, хотя точно знала, что это не ее муж. Гас бы крепче колотил в дверь и орал, чтобы его впустили.
– Может, кто бы там ни был, он просто уйдет, – тихо-тихо прошептала Сафрони, словно незваный гость мог услышать их разговор через дверь при завывающей на улице метели.
– Мы не можем прогнать человека в такую ночь, и неважно, кто он.
Клементина подняла ружье и удостоверилась, что оно заряжено, а Сафрони сняла с крюка фонарь. Толкая дверь, им обеим пришлось приложить силу, чтобы сломать ледяной припой по косяку.
Буран вырвал дверь из их рук и ударил ею о стену. На пороге мигом вырос сугроб. Ветер пронзительно завывал.
– Кто там? – выкрикнула Клементина, но ее слова унес ревущий буран.
Сафрони подняла фонарь, который отбрасывал бледное мерцание на покрытую ледяной глазурью веранду. Какое-то существо скорчилось под ворохом из шерстяных одеял и шкур на нижней ступеньке почти за пределами светового круга. Маленькая темная фигурка, на лице которой не было видно рта, только блеск двух узких глаз.
– Индейцы! – прошептала Сафрони.
* * * * *
Гас Маккуин постучал сжатыми в кулаки ладонями по плечам и стряхнул снег, затвердевший на пальто из буйволиной шкуры. Он испытывал боль от холода глубоко в костях и в сердце. Правая рука превратилась в замороженную клешню, вцепившуюся в поводья ближайшей кобылы. Некоторое время назад Гас слез с саней и зашагал рядом с лошадьми. Он сказал себе, что это поможет следовать вдоль извилистой реки. Но возможно, он приближался к чему-то неведомому, живущему в завывающей белой пустоте.
И, кроме того... он уже какое-то время не видел реку.
Лошади пробирались через движущиеся
Хотя Гасу и казалось, что он идет в вечном сумраке уже несколько лет, он почувствовал, как начал спускаться вечер. Когда наступит ночь, здесь станет темно, словно в закупоренной бочке. И тогда он пропадет.
Гас упорно шел вперед. Порывистый ветер то и дело швырял жесткие как зерна крупинки снега прямо в лицо. Маккуин споткнулся и упал, погрузившись по колено в рыхлый сугроб. Лошади вырвали поводья из его замороженной руки и продолжили путь без него, вскоре исчезнув из виду.
Косы снега хлестали его по глазам. Гас ничего не видел и ничего не слышал, кроме постоянно завывающего ветра. И свиста вдыхаемого и выдыхаемого воздуха, и тяжелого стука сердца.
Гас подумал, что остановится на минутку, здесь в этом сугробе. Может, малость полежит и передохнет. Он так устал...
Но он должен вернуться домой. Он не может оставить жену, Клементину, одну с дышащим на ладан ранчо и тремя детьми, которых нужно растить. Он должен добраться до дома, к трещащему огню и к горшку со вкусно пахнущей едой, булькающему на плите. К своей упрямой малышке с волосами цвета пшеничного поля в августе и глазами, как сосновый лес в сумерках. К любимой Клементине... Он нужен ей. Из-за нее он не вправе умереть, из-за себя самого не вправе умереть, не может умереть.
Гас приказал ногам шевелиться, но они не слушались, а потом вдруг двинулись словно сами по себе, выбираясь из засасывающего цепкого снега. Маккуин с трудом пошел вперед, упал, встал, снова зашагал, ударился обо что-то... сани. О, Иисусе, сани. Лошади остановились, и он нащупал их головы и вцепился в поводья, рыдая от страха и облегчения, и снова от страха.
Гас не видел реку. Река потерялась так же, как и он, в мире белого света, белого холода и белой боли.
* * * * *
Индейцы!
Клементина едва не забежала обратно в дом и не захлопнула накрепко дверь. Но тут мерцающий свет фонаря попал на испуганные лица двух детей, лежащих на висящем между жердями кожаном гамаке. Через мгновение ребятишек поглотила завеса снега.
Фигурка с узкими блестящими глазами сделала шаг вперед, и позади нее вырисовались две тени побольше и покрупнее. Голос, высокий и дрожащий, пронесся с воем ветра.
– Миссис Маккуин... помнишь меня? Женщину Джо Гордого Медведя.
Сафрони прошипела что-то за спиной Клементины, но та не расслышала из-за оглушающего стука сердца. Ей пришлось дважды сглотнуть, прежде чем удалось заговорить.
– А другие? Кто еще с тобой?
– Мои дети и мой мужчина... И его отец, Железный Нос. Пожалуйста. Нам нужно тепло и пристанище, иначе мы умрем.
Клементина забрала фонарь из негнущейся руки Сафрони и отдала ей ружье.
– Возьми оружие и иди в дом к детям, – взглянув на испуганное лицо Сафрони, Клементина слегка подтолкнула ее. – Ради Бога, мы не можем им отказать.