Сердце женщины
Шрифт:
Но для Ивонны эта повесть была откровением. Она со вздохом захлопнула книгу и некоторое время рассеянно смотрела на обложку. Потом, по обыкновению, быстро встала.
— Пойдем куда-нибудь на солнце, а то я заплачу. У меня так тяжело на душе, Стефан.
— Все из-за этой несчастной книги?
— Тут и она, и многое другое. Сведите меня в Реджент-Парк — посмотреть на цветы.
Он охотно согласился, и Ивонна пошла одеваться. Через несколько минут они уже сидели на империале омнибуса.
— Мне уже лучше, — говорила
— И мне. Но будет еще лучше, когда мы выберемся из этих безотрадных улиц. По воскресеньям они особенно унылы. За все время, что мы едем, я еще не видел улыбки на человеческом лице. Какой серой жизнью живут люди!
— Но ведь не все же они несчастны.
Омнибус на миг остановился. Трое расфранченных по воскресному парней, с грубыми животными лицами и нестройным громким говором, прошли мимо и шумно приветствовали двух скромно одетых девушек, очевидно, их знакомых.
— Вот этим, кажется, не скучно, — сказала Ивонна.
Джойс пожал плечами.
— Думали ли вы когда-нибудь о том, сколько горя приносят с собой в мир подобные субъекты? Ведь они, по обычаю своего класса, непременно женятся — и женятся молодыми. Представьте себе жизнь женщины в руках такого типа.
Омнибус снова тронулся, Ивонна молчала. Тон Джойса был так же безнадежен, как книга, которую она только что прочла. Она украдкой покосилась на него. Когда он молчал, лицо у него было грустное, задумчивое. Сегодня ей казалось, что на лице этом резче обыкновенного проступают черты, наложенные на него пережитыми унижениями. Она отождествляла его с героями удручающих сцен, им описанных.
— Вы думаете, что и наша жизнь — очень серая? — мягко спросила она, коснувшись рукой его руки.
— Разумеется, она однообразная и скучная; для вас такая жизнь должна быть очень тяжела.
— Вовсе нет. Мне очень хорошо, и я довольна. Чтоб быть совсем счастливой, мне не хватает только одного.
— Как и каждому из нас. Но в этом-то одном все дело. Это как раз то самое, чего мы никогда не сможем получить.
— Это не то, что вы думаете. Вы думаете о деньгах и все такое.
— Нет. Я говорю о вашем голосе.
— Да нет же! — почти крикнула Ивонна. — Как вы не догадываетесь? Мне недостает — видеть вас веселым и счастливым, как когда-то, давно.
— Какая вы милая! — выговорил он, помолчав. — Я эгоистичен и не всегда понимаю вашу кротость. Иногда мне кажется, что сердце мое превратилось в камень, как у героя немецкой сказки.
— У вас горячее, великодушное сердце, Стефан. Кто другой сделал бы для меня то, что сделали вы!
— С моей стороны это был чистейший эгоизм. Мое одиночество слишком тяготило меня. Притом же я вовсе не уверен, что я поступил правильно.
— А я уверена. И, мне думается, в этом я — лучший судья.
Но Джойс был прав в своем горьком самоанализе. Изредка в его сердце звучали отзывчивые струны; но
Сойдя у Реджент-Парка, они пошли по северной большой аллее. На ней было очень людно. Джойс все время тревожно озирался и, наконец, не выдержал:
— Уйдемте подальше от толпы и сядем где-нибудь под деревом.
Ивонна порывисто подвинулась к нему и взяла его под руку.
— Если б вы знали, как я горжусь быть с вами!
— Я оберегаю и вас, Ивонна, милая, — возразил он уже мягче.
Она сделала свой любимый величественный жест рукой, державшей зонтик.
— Я пока еще ничего такого не сделала, чего бы мне надо было стыдиться, — гордо ответила она и вызывающе посмотрела на разодетую пожилую чету, шествовавшую мимо. Потом круто остановилась перед роскошной цветочной клумбой.
— Какая прелесть! Смотрите…
Она оживилась, раскраснелась. Краски действовали на нее, как музыка. Перед ним снова была прежняя, яркая, солнечная Ивонна, представшая перед ним светлым видением в тяжкую годину его унижения.
— А я говорю, что мир прекрасен, и жить чудесно, Стефан!
— Вы правы, дорогая, мир прекрасен. И вы — самое прекрасное, что есть в нем.
Краска сгустилась на ее лице, глаза засияли влажным блеском.
— Это безумие так говорить. Но вы сказали это так, как будто в самом деле вы так думаете.
— Я и в самом деле так думаю, Ивонна.
— Ну, пойдемте искать укромного местечка под деревьями, — мягко сказала она.
Они свернули с главной аллеи прямо на зеленую лужайку и принялись отыскивать местечко, которое бы уже не было раньше занято влюбленными или целой семьей, или просто растянувшимися на траве людьми. Наконец, нашли одинокое дерево и уселись на скамье под ним.
— Ну что? Здесь вам приятнее? — спросила она.
— Гораздо приятнее. Здесь так мирно. Когда я жил в Южной Африке, я жаждал цивилизации, шума, общества мужчин и женщин. Теперь, когда я в Лондоне, мне чем дальше от людей, тем лучше. Люди — странные животные, Ивонна.
Ивонна смотрела в землю и нервно срывала стебельки травы. Потом быстро вскинула на него глаза.
— Когда же вы будете совсем счастливы, Стефан?
— Я и сейчас могу назвать себя счастливым.