Сердцебиение
Шрифт:
— Где она? Где мама? — спрашиваю я, пытаясь оторвать от себя подругу.
— Она спит, и лучше ее пока не будить. Она два дня не спала, а вчера мы вызывали ей скорую — давление сильно поднялось, — тихо шепчет мне Кэт.
Подруга хватает меня за руку и тянет на кухню, закрывая за собой дверь.
— Где ты была? С тобой что-то случилось? Почему твой телефон отключен? — Катя задает сразу все вопросы, на которые у меня нет ответов. Я не знаю, что сказать. Искусно лгать я не умею, да и не поверит она, если я скажу что была где-нибудь за городом с друзьями, а телефон потеряла. Это не про меня.
— Ну что ты молчишь?! — она повышает тон, но тут же переходит на шепот. — Злата, — обхватывает мои плечи, заглядывает
— Со мной правда все хорошо. Я… Я не могу сказать, где была, пожалуйста, не спрашивай меня. Помоги придумать что-нибудь для мамы, — прошу я, видя в ее глазах непонимание.
— Ты с ума сошла! Что я придумаю? Мы обыскали весь город, мы разговаривали с каждым твоим знакомым. Мы ходили в полицию и оставили там заявление о твоей пропаже. Завтра они должны начать твои поиски.
— Заявление нужно забрать, — только и говорю я, сильнее сжимая края толстовки Ярослава.
— Злата, Златочка, мы же с тобой подруги. Скажи мне, с тобой случилось что-то нехорошее?
— Нет, со мной все хорошо. Правда, — закрываю глаза, не в силах больше смотреть на подругу. — Я потом все тебе объясню. Пожалуйста, помоги успокоить маму, — буквально молю ее. Подруга глубоко вдыхает, отпускает меня и растерянно садится на стул рядом с окном. Берет сигарету, нервно прикуривает ее, выпуская дым в распахнутое окно. А я выглядываю в окно и вижу спортивную темно-синюю машину Ярослава. Боже, зачем он до сих пор здесь? Не поверил, что я не пойду в полицию? Черт, не о том думаю. Зажмуриваю глаза, отворачиваюсь от окна, заставляя себя не думать об этом мужчине.
— Я даже не знаю, что можно придумать, — тихо говорит Катя, поправляя растрепанную челку. — Мы были везде, и никто тебя не видел. На твоей новой работе сказали, что ты плохо себя чувствовала и ушла раньше. Юрий сказал, что вообще не видел тебя с последней лекции, в день пропажи разговаривал с тобой по телефону, и у тебя было все хорошо, — и я не сдерживаюсь, горько усмехаюсь. Юрий, взрослый мужик, преподаватель, а повел себя как последний трус, не сказав, что мы встречались в кафе. Да к черту его! — Все однокурсники, утверждали, что видели тебя на лекциях, и с тобой было все хорошо, — продолжает Кэт. — Я не знаю, что можно придумать такого, и как оправдать тебя перед матерью. Если с тобой было все хорошо, ты могла хотя бы сообщение мне послать?! — подруга вновь повышает тон. — Это я подняла всех на уши, а когда совсем отчаялась, то позвонила твоей маме. Она вчера приехала, и сразу побежала в полицию. Что я теперь должна придумать? — Катя выбрасывает недокуренную сигарету в окно, резко поворачивается ко мне и смотрит в глаза.
— Кто тот парень, с которым ты была? — неожиданно спрашивает она.
— С чего ты взяла, что я была с парнем? — спрашиваю я, а сама лихорадочно соображаю, откуда она может знать, что я была с мужчиной.
— С того, что на тебе надета мужская толстовка, от которой пахнет мужиком. Где твоя белая кофточка? — иронично усмехаясь, спрашивает она.
— Катя, Катюша, пожалуйста, — бросаюсь к ней, обнимаю, прижимаясь всем телом. — Я была не с парнем, а с мужчиной. Я ничего не могу тебе рассказать.
Просто поверь мне и помоги. Я не могла послать сообщение. Я потеряла телефон.
— Ну да, а у твоего мужчины нет телефона, и вся связь в городе пропала? — не спеша меня обнимать, спрашивает Катя. — Я тебя не узнаю. Это не ты…
— Пожалуйста, — обрываю ее в полном отчаянии. И Катя смягчается, обнимает меня в ответ, поглаживая по спине. — Хорошо, хорошо. Давай думать, где ты была.
— Спасибо.
— Да пожалуйста, только сначала сними толстовку и надень что-нибудь свое. И обещай, что потом все мне расскажешь, — я не отвечаю, киваю головой и понимаю, что, наверное, никогда не смогу рассказать ей о том, что случилось.
Мы придумали совершенно неправдоподобную
Мама смотрела на меня как на совершенно незнакомого ей человека. Она слушала мой рассказ и пила таблетки от давления. Мне самой от себя было гадко и противно. Я впервые ей лгала. Впервые настолько расстраивала. Она не верила мне. Обвиняла во лжи и требовала сказать правду. Я обнимала ее, плакала, обливая слезами ее плечо и твердила, что все это правда.
Когда обстановка стала невыносимой, в наш разговор вмешалась Катя. Подруга винила во всем себя и свой никудышный телефон, говоря, что сообщение могло дойти, но в этот день у нее все зависло и ей пришлось перезагрузить телефон. Потом как бы невзначай, подруга вспомнила о том, что наши общие друзья ее тоже приглашали, но она забыла. Мамочка плакала вместе со мной и смотрела на нас с подругой осуждающим взглядом, но поверила во весь бред, который мы несли.
Мама долго разговаривала со мной, сокрушаясь, что большой город и самостоятельность меня испортили. Она говорила, что никогда не ожидала от меня такого бездумного поступка. Я всегда была хорошей девочкой, и теперь ей стыдно за меня и мои поступки. А я глотала ее слова, утирала слезы, и сжимала губы, чтобы не сорваться и не рассказать ей всей правды.
Когда все утихло и мы успокоились, поехали в полицию, где я в очередной раз рассказала сказку о моем бездумном легкомысленном поведении, а пожилой полиционер качал головой, смотрел на меня укоризненным взглядом, долго рассказывал маме о нравах сегодняшней молодежи. Я просто смотрела в окно и как провинившаяся школьница постоянно повторяла, что такого больше не повторится. Мама хотела забрать меня домой, требовала, чтобы я перевелась на заочное обучение и приезжала сюда на сессии. Я не знаю, каким чудом нам с Катей удалось уговорить оставить меня и убедить, что такого больше не повторится. Мама уехала на следующий день, строго-настрого наказав звонить ей два раза в день и сообщать, где я нахожусь и что делаю. Мне девятнадцать, но я чувствовала себя маленькой школьницей, которая получила двойку. Я прекрасно понимала маму и ее переживания, но рассказать правду не могла. Катя была права. Пусть я останусь непутевой, распущенной дочерью, чем поведаю маме о Ярославе.
С момента моего возвращения прошло шесть дней. Жизнь вернулась в привычное русло, только с каждым днем мне все больше кажется, что я никогда не стану прежней. Днем я училась, вечером работала в кафе. А по ночам смотрела в окно и вспоминала Ярослава. Я не помнила плохого, я совершенно не думала, кем он является и чем зарабатывает на жизнь. Я вспоминала его невероятно зеленые, малахитовые глаза. Вспоминала его чувственные губы, сильные руки на моем теле. И все грани сумасшествия, происходившего между нами. Мне казалось, я больна какой-то неизлечимой болезнью. Меня ломало и тянуло к человеку, на руках которого, возможно, много крови. В одну из таких ночей я до ломоты в костях хотела к нему. Только вот меня никто не ждет… Еще никогда в жизни меня так не тянуло к мужчине. Я гуляла по улицам и разглядывала прохожих в глупой надежде встретить его и просто еще раз посмотреть ему в глаза. Я разглядывала мимо проезжавшие автомобили, пытаясь найти среди них темно-синюю спортивную машину. Я прекрасно понимала, что все это бессмысленно, глупо и ненормально, но я как обезумевшая продолжала вдыхать мужской запах толстовки, рисуя у себя в голове момент, когда он ласкал мое тело, и мне было невероятно хорошо.