Сердечные риски, или пять валентинок
Шрифт:
— Совсем нет, — бросил, вставая с кресла, не улыбнулся, но глядел на меня как-то иначе, без обычного ожидания, а с каким-то теплым, дружеским любопытством. — Вы так самокритичны?
Была готова к ответу, но не такому. Привыкла к смене выражений его глаз, но не такой.
Я облизала губы, собираясь что-то сказать, взвешивала, насколько резок будет мой ответ, вообще стоит ли мне продолжать говорить с ним, пока я в таком состоянии… Нет, лучше сначала передохнуть.
— То есть никаких замечаний? — провела пальцами по лбу, опустила
— Уж точно не сегодня. Вы вымотаны.
Снова замолчали. Немая схватка взглядами. Я сдалась первой, направившись к двери, — он прав, слишком устала.
Пусть не сегодня. В любом случае, я способна сама разобрать свои недочеты.
— Уже поздно. Я отвезу вас. Вы где живете?
Я сбилась с шага, непроизвольно вздрогнув. И только тогда, когда переборола первую реакцию: изумление, беспокойство, вспышку неприятия и отчасти даже возмущения тем, что совершенно не вижу мотивов его поступков как с неожиданным «подарком» в виде флешки, так и с этим предложением подвезти, — сделала глубокий вдох, остановилась и обернулась к нему с маленькой улыбкой:
— Живу недалеко. Да к тому же мне нужно еще поработать, но спасибо за ваше предложение. Приятного вам вечера.
… На полчаса ушла в работу с головой. Отвлеклась, сосредоточилась и приняла для себя решение как можно меньше пытаться каким-то образом трактовать слова и поступки своего начальника. Хорош он или плох, приятна я ему или неприятна, считает ли он меня компетентной или же легкомысленной — неважно. Он — руководитель, я — его сотрудник. Максимальный нейтралитет. В том числе и в отношении эмоций, которые он у меня вызывает.
И хотя этот эпизод с флешкой больше походил на некий игровой ход, едва ли укладывающийся в рамки деловых отношений, я должна как-то обозначить, что признательна ему. Фактически он спас меня… Пусть и промолчал про то, что положил информацию на мой стол.
Головная боль притупилась — подействовала таблетка. И усталость воспринималась иначе. Как эквивалент опьянения: флегматично медленные движения, расплывающиеся мысли. Неподобающим образом разместившись в кресле — скинув туфли, поджав под себя ноги, — я распустила волосы, достала из ящика тумбочки плитку шоколада.
Подкрепление, поощрение и акцент данного момента.
Разворачивая плитку, я надорвала обертку — сухой треск и шорох, резь металлического блеска фольги. Наконец-то отломила кусочек и кликнула на файл, свернутый в панели задач.
Если на пятый раз прочесть эти выкладки по мерчандайзингу, точно запомню и смогу уже не возвращаться к ним. А завтра верну ему флешку со словами благодарности.
Бархатистая горечь шоколада перекатилась на языке в приторную сладость, долгожданный дуэт установившейся в офисе тишины и жужжания системного блока еще более усиливал опустошающее удовлетворение от того, что все-таки пережила этот день, столько успев сделать, а ведь казалось, что все провалю… Пожалуй, впервые за прошедший месяц я испытала это —
Когда спустя еще четверть часа обула сапоги, пожалев о том, что и они на каблуках, а до трамвайной остановки предстоит покрыть немалое расстояние, все выключила и встала с кресла, на секунду остолбенела, заметив в дверях высокую фигуру Вадима.
Неожиданно, что он не уехал. Одет в пальто, на шею накинут шарф. Смотрел на меня настороженно и как-то сердито.
Вдохнув, прогнав оцепенение, постаравшись выглядеть расслабленной, я вежливо и нарочито энергично произнесла:
— Не знала, что вы еще здесь. До свидания, Вадим Евгеньевич, до завтра.
Он громко и саркастично фыркнул, чем совершенно сбил меня с толку.
— Знаете, Арина Витальевна, пожалуй, вы единственная из моих сотрудников, чьи слова я захотел проверить.
О чем он? Адреналин морозом прокатился по телу, я тяжело сглотнула.
Раздраженно выдохнув, так и не дождавшись от меня каких-либо слов, он направился к гардеробу, достал из него мою одежду. И я поняла: это повторение предложения, прозвучавшего час назад.
— Одевайтесь, — скомандовал. Нетерпеливо тряхнул моим развернутым пальто, словно подчеркивая: он настаивает и не примет возражений.
— Домой вы не торопились, а я глянул адрес в вашей анкете. И вы сильно преувеличили, когда сказали, что живете недалеко, — ядовитым тоном он выделил последнее слово.
Оставаясь безмолвной и неподвижной, я выразительно глядела ему в лицо: не нуждаюсь в подобном проявлении внимания от него, считаю его ошибочным, отчасти даже вторжением.
В живых проницательных глазах Вадима, решительно смотрящих в мои, не мелькнуло ни намека на отступление. Черты его лица будто окаменели — непреклонен.
— Пожалуйста, — из его голоса ушло раздражение и язвительность, в нем дрогнула просьба, блеснувшая и во взгляде.
…Просовывая руки в любезно подставленные рукава пальто, я подумала, что сейчас поступаю так, как поступать ни в коем случае не стоило. Но было бы верхом бесстактности и грубости вступать в перепалку или же какое-то обсуждение.
***
На парковке у здания осталась стоять лишь одна машина, темная иномарка, в гладкой поверхности дверей под режуще-белым светом фонаря зеркальной картинкой отражался взрыхленный ногами прохожих снежный покров.
Методом исключения — это его машина. Набрав полную грудь морозного воздуха, спрессованного городским смогом, я стремительно зашагала к ней, не дожидаясь владельца, замешкавшегося на выходе. Впрочем, он быстро нагнал меня.
Под ногами похрустывал снег, из которого высекал искры жесткий уличный свет, сужающий огромное внешнее пространство до минимального, практически комнатного: крышей служило низкое небо, покрытое молочно-серой пеной облачности, а стенами — черная тьма и окрестные здания.