Сердолик без оправы
Шрифт:
19
Возвращение домой всегда радует. Возвращение с гор на равнину создает новый контраст и вызывает новые ощущения. А возвращение с обретенной любовью превращает обыденность в сказку. И Аннабел, проснувшись в тихом, привычном домашнем уюте, первым делом вспомнила последние вечерние ощущения. Радость вспыхнула в душе с новой силой и вызвала такую эйфорию, что ее хватило и на бодрый поединок с боксерским чучелом в качестве утренней зарядки, и на звонок мямле, растяпе и неудачнику в одном флаконе.
Звонким голосом Аннабел сообщила мистеру
Аннабел была рада, что может спокойно войти в прежний ритм без прежнего давления со стороны мамочки, да еще усиленного новыми неприятностями. Вспоминая о них, она бросала быстрый взгляд на Огдена, пытаясь понять, что он чувствует. Рад или не рад, что оказался вне зоны досягаемости для мисс и миссис Кловер? И всякий раз казалось, что не рад.
К вечеру, когда Огдену уже решительно нечего было делать в офисе, вместо того чтобы попрощаться, он все сидел и сидел, перебирая папки с инструкциями, и то и дело заводил разговоры, мешая Аннабел сосредоточиться на выяснении путаницы в информационных досье на участников предвыборной кампании. Наконец Аннабел, не удержавшись, с досадой произнесла:
— Огден, вам не пора? Ваша подопечная не соскучилась?
— Кто? — изумленно вытаращился Хакен.
Аннабел прикусила язык. Черт, проболталась… Но было уже поздно.
— Мама мне все рассказала, — решительно прошипела она ему на ухо.
— Что? — Светлые ресницы беспомощно заморгали.
— Я все знаю, — многозначительно произнесла Аннабел, с грохотом задвигая в стол ящик с документами. Повернула ключ. Обернулась к застывшему радом Огдену. — Что с вами?
Лицо Хакена пошло красными пятнами. Наконец он справился с собой.
— Ну что ж, если вы все знаете, то не о чем и говорить. — Хакен вскочил со стула и пошел к дверям.
Остановился, вернулся к Аннабел, нагнулся к ней в тот момент, когда она собиралась вставать, и оба едва не стукнулись головами.
Аннабел вконец разозлилась, но Огден опередил ее:
— Зачем, зачем тогда вы звонили мне из своей поездки?
Аннабел, не отвечая, сняла с крючка свою деловую сумку, нацепила на плечо, попрощалась с сослуживцами и направилась к выходу. Огден шел за ней. Молча вдвоем дожидались автобуса. Выйдя на своей остановке, Аннабел медленно пошла по направлению к дому. Начать разговор не получалось — не находилось нужного слова, нужного тона. Огден шел рядом. Наконец, не выдержав, бурно заговорил:
— Я целыми днями ждал вашего звонка, а когда наконец дожидался, получал только пару слов ни о чем и — до свидания. Зачем вы мне звонили? Чтобы меня домучить? Если бы вы знали, как я страдал!
Страдал… Это слово едва не насмешило Аннабел — так не вязалось оно с обликом добропорядочного обывателя, каким всегда казался ей Хакен. Но тут
— Я недогадлива, Огден. Простите меня. Я звонила просто так, мне хотелось услышать ваш голос. Мне очень нравится ваш голос. Но я не думала… мне казалось, что вам совсем не до меня. Мне казалось, что вы достались той… тому, кто оценит вас лучше меня.
Огден шел, опустив голову, мрачно рассматривая бордюр.
— Речь о Джоан Кловер? — наконец выдавил он.
— Да. Огден, можно вас спросить?
— О чем?
— Кого вы любите? — Заданный в упор вопрос и рука на локте мистера Огдена сработали как детектор лжи.
Рука не дрогнула, но Хакен промолчал. Аннабел шла, терпеливо дожидаясь ответа, не собираясь отступать. В конце концов, она имеет право это знать.
— Вас…
— Меня?
— Вас… обеих, — выдохнул наконец Огден.
Ответ не удивил, а возмутил Аннабел. Вот оно! Новое подтверждение бесхребетной сущности Президента лиги милосердия!
— Так не бывает, — сурово произнесла достойная дочь Джоан Кловер. — Вы или обманываете, или сами обманываетесь.
— В каких руководствах вы прочитали такие инструкции, мисс Кловер? — печально спросил Огден. — В жизни бывает все. В том числе и это. Я надеялся, что вы меня поймете. Я жалею, что признался.
— Простите, дорогой Огден! — Аннабел едва удержалась, чтобы в искреннем порыве раскаяния не броситься на шею несчастному парню. — Но такое действительно трудно понять. Чтобы я могла понять вас, постарайтесь и вы меня понять. Ну смотрите сами: недавно вы делали мне формальное предложение, а теперь сообщаете о любви к двум женщинам: дочери и матери! А дальше что? Сколько еще любовных объектов вместит ваша безразмерная душа? Вот что меня тревожит, вот почему я не смогла вам поверить! Простите мою резкость и прямоту, объясните, что происходит, чтобы я могла относиться к вам с прежним уважением.
— Я, наверное, не заслуживаю уважения, — грустно отвечал Огден, — как не заслуживаю и любви. Во всяком случае, вашей любви я точно не заслуживаю. Но ваша мать… Джоан… Понимаете, когда мне было очень плохо… а мне действительно было очень плохо, когда я убедился в вашем… в вашем отношении… она так тепло приняла мое огорчение, так близко к сердцу, так утешила меня…
Аннабел едва сдержала желание фыркнуть, представив стиль утешений энергичной Джоан Кловер. Не потому ли бедный парень и спрятался от вечеринки по случаю моего дня рождения? Но, взглянув на несчастное лицо Огдена, устыдилась собственной черствости.
— Да, тогда я понимаю вас, — тихо ответила она. — Мама умеет утешать и поддерживать, это правда. Но мне казалось, что она сама нуждается в утешении и поддержке. Оставшись одна… Мне казалось, что вся ее работа лишь вынужденная замена привычного образа жизни, попытка спасения от одиночества и отчаяния.
По правде сказать, эти мысли пришли в голову Аннабел только сейчас, после слов Огдена.
Он горячо откликнулся:
— Конечно, Аннабел! Конечно! Я это сразу почувствовал! В первый же вечер, когда мы с Джоан вместо банкета после конференции поехали на озеро…