Серебро ночи. Трилогия

Герцик Татьяна Ивановна

— Запах? — Агнесс поразилась. — Никогда о таком не слышала.

— Хороший шпион распознает много запахов. Вот я, к примеру, могу узнать, кто был в комнате и через месяц после ухода этого человека. Не думаю, что я один такой.

Агнесс подумала, что он как раз такой один, но сказала то, что ее больше всего беспокоило:

— Сколько человек стережет Энеко? И сможем ли мы с ними справиться?

— Скоро узнаем.

— Но что ты думаешь предпринять? Если их много, они нас просто убьют.

— Это

я их всех убью!

Эти слова показались Агнесс хвастовством глупого мальчишки, но она вспомнила, как он летал по башням замка, и решила положиться на судьбу. Если ей доведется погибнуть, то так тому и быть. Все равно жизнь для нее бессмысленна. Нескио она помочь не смогла, а больше на этом свете ей никто не нужен.

Берт подскакал к воротам постоялого дома. Феррун резко осадил его, и Агнесс чуть было не перелетела на землю через голову коня. Без напряжения удержав ее одной рукой, Феррун спрыгнул с Берта, легко снял Агнесс.

— До чего женщины неловкие создания! — пожаловался он. — Хлопот с вами невпроворот! Единственное ваше достоинство — вы добрые.

Агнесс чуть было не рассмеялась в полный голос. Но от улыбки удержаться не смогла. Посмотрев на его черное от сажи и копоти лицо, заметила:

— Тебе надо умыться. На тебе дорогой камзол, выглядишь ты как дворянин, но лицо и руки тебя выдают. Дворяне не ходят измазанными в саже.

— Ладно, — Феррун был вынужден признать ее правоту. — Никогда не умывался, но придется. Где здесь моются?

Агнесс повела его к тому ручью, у которого умывалась во время своего первого побега. Берта она держала за узду. Пока она его поила, Феррун принялся смывать сажу. Она не смывалась, а грязными потеками размазывалась по его лицу.

— Ой, у меня же есть мыло! — вспомнила Агнесс, развязала свой узел и подала ему кусок простого дегтярного мыла. — Осторожно, оно щиплет глаза. Волосы тоже вымой.

Феррун намылил лицо и сердито завопил:

— Вот черт, оно не только глаза, оно и кожу щиплет! И вода холодная.

— Надо же, какой изнеженный мальчуган! Теплую воду ему подавай! — и она принялась мыть ему голову сама, заодно смывая со своих рук остатки сажи.

После нескольких намыливаний с него все-таки удалось смыть сажу и многолетнюю грязь. Кожа у него оказалась белоснежной, даже какой-то голубоватой. Волосы как были, так и остались угольно-черными.

— Даже и не знаю, страшный ты или красивый, — задумчиво признала Агнесс, рассматривая его со всех сторон. — Такая прозрачная кожа хороша для женщины, но не для мужчины. Тебя все сочтут изнеженным.

— Это хорошо. Дворянин и должен быть изнеженным.

— Ну, не знаю. Дворяне все воины, а тебя воином не назовешь.

— Давай пошли за твоим Энеко, тогда и видно будет, воин я или нет. — Феррун обиделся на ее нелестные слова.

Она поспешила исправиться:

— Я

же говорю о твоем обманчивом внешнем виде, а не об умении драться. Драться ты умеешь. Но выглядишь ты как изнеженный сибарит.

Феррун успокоился.

— Что вид обманчивый, это хорошо. Пусть стражники полезут на рожон. Я скажу, что Энеко — мой слуга, так же как и ты. И чтоб они мне его немедленно отдавали. А не то им будет худо.

Он снял с плеча лук, отцепил от мешка меч и опоясался. Лук, колчан и свой мешок отдал Агнесс. Она закинула его на спину и прогнулась от нежданной тяжести: в руках Ферруна он казался пушинкой. Взяла под уздцы графского коня и повела его вслед за своим господином. Чтоб не узнали, накинула на голову капюшон, стараясь казаться как можно меньше и незаметнее.

Рассвело, и Феррун, не выносивший яркого света, низко опустил лицо.

Они вошли во двор таверны. Он был полон самого разного народу, от разносчиков товара до приехавших в деревню крестьян с окрестных хуторов. Стояло здесь и с десяток графских стражников.

Пришельцы были замечены сразу и к ним обратились любопытствующие взоры всех присутствующих.

Агнесс взмахом руки подозвала к себе грума, стоящего неподалеку.

— Коня моего господина покорми и напои! И заседлай! — сказала она грубым голосом и сунула ему в руку золотой. — И запряги в возок лошадку Энеко!

Тот оценивающе посмотрел сначала на золотой, потом на стражников. Решив, что золотой перевешивал риск хорошего нагоняя, забрал поводья и прошел с конем в конюшню.

Феррун окинул всех стоявших вокруг надменным взглядом и с вызовом громко спросил:

— Мне сказали, что здесь без всяких на то прав держат моего слугу, некоего Энеко. Где он?

Хозяин, которому все это ужасно не нравилось, низко поклонился.

— К сожалению, это распоряжение нашего господина, графа Контрарио.

— Плевать мне на вашего господина! Быстро подать мне моего слугу, или я все тут у вас разнесу! Живо!

Оставленные графом сторожить Энеко стражники оглушительно расхохотались. Им показался чрезвычайно нелепым этот тонкий и высокий, как голый прут, ужасно заносчивый господин в болтающемся на нем дорогом бархатном наряде.

— Может, вы желаете с нами сразиться? — издевательски предложил один из них. — Я вижу, меч при вас. Вот только сможете ли вы его поднять, господин?

— А вот это не ваша забота. Я смотрю, вас никто не учил, как нужно кланяться важным господам! — и Феррун одним движением обнажил свой меч.

Стражники тоже вытащили свои мечи в явном стремлении указать нахалу его место. Они не сомневались в успехе, еще бы, их было десять на одного.

Хозяин попытался было не допустить побоища, убийство дворянина каралось очень строго, но Феррун презрительно потребовал: