Серебром и солнцем
Шрифт:
– Что ты говоришь! Что ты говоришь! Замолчи!
– он пристально посмотрел не неё.
– Что значит "даже мне"?
– Низшие хорошо контролируют голод, но не Высшие. Ты потерял много крови перед обращением и теперь из тех carere morte, кто боится солнца. Проклятие будет стремиться взять над тобой верх. Если ты научишься обуздывать его, сможешь обходиться немногими каплями. Но это трудный путь и безрадостная...
– Мира не закончила.
"...жизнь?"
–
Мира, сжавшись, жалко смотрела на него.
– Уйди, - тихо сказал Винсент.
– Уйди... из комнаты.
Мира поднялась у двери, в смятении ломая руки.
– Уйди, - повторил он также ровно, невыразительно.
– Я не оставлю тебя.
– Это я уже понял!
– он вспылил, но быстро взял себя в руки.
– Уйди, пожалуйста.
Вампирша опомертью выскочила в коридор.
"Что я сделала?!" - повторяла она снова и снова, измеряя шагами узкий коридор от двери до двери.
Она не чувствовала облегчения: "Он такой же, как и прежде, не безумец и не зверь!" Запоздалое понимание обрушилось на неё и разбило в пыль, она удерживала себя за плечи, чтобы не рассыпаться, больно, глубоко вцепляясь в кожу острыми ногтями.
"Боже, боже, боже, что я сделала?! Я погубила его!"
Старая мысль: "Что же делать?!" вновь стучала в висках. Отныне бессмысленный вопрос. Бессмертие - безысходность. Один путь: вперёд. В Пустоту. В "Никогда".
Мира едва не завыла в голос, готовая уступить безумию, ринулась обратно в комнату.
– Послушай же!
– крикнула она с порога.
– Всё поправимо! Раньше я думала, что нет, но теперь верю, знаю! Помнишь, как ты пытался исцелить меня? Тебе это почти удалось! Да, Дар способен это сделать! Владыка ушёл из парка, испуганный твоей силой. Дар исцеляет, значит, нужно просто найти нового Избранного, того, к кому перешёл твой Дар! Послушай меня...
– Я ведь умер, - размеренно, холодно сказал Винсент сам себе. Он сидел на постели, бессильно свесив руки. На Миру он не смотрел.
– Я всё помню. Владыка почти уничтожил меня. У меня оставался выбор, как погибнуть: сдавшись Дэви или разбив проклятие Дара. Я выбрал второе и умер, я помню. Но ты... Что ты сделала со мной? Это... чудовищно.
– Послушай же меня! Брось, не надо думать об этом. Всё поправимо! Перед тобой не та безнадёжность, какую узнала я двадцать лет назад! Естьпуть обратно!
– Не надо думать о чём?
– холодно осведомился он и внезапно расхохотался.
– О, Господи! Придётся теперь завести себе гроб! И привыкать завтракать крысами! Или кошечками?
– Правда, признаться, мне уже интересно, что я буду пить сегодня на ужин...
– Когда стемнеет, мы пойдём на охоту, - мрачно сказала вампирша и осеклась. Ошейник больно кольнул горло.
– На охоту, - эхом повторил Винсент.
– Что-то я забыл. Ах, да! Ещё - убрать из дома все зеркала.
Он поднялся, добрёл до зеркала на дверце шкафа:
– Нет, я всё же не могу поверить, что...
Вампир долго вглядывался в своё отражение. Казалось, ничего не изменилось, и взгляд его метался. Тогда он недоверчиво прищурился, глядя в глаза отражению, и зеркало треснуло. Винсент ударил его кулаком, и на пол посыпались осколки.
– А вы словно побледнели, тётушка, - наиязвительнейше заметил он ей, обернувшись.
– Я сумела разбить первое зеркало только через полгода, - глухо пояснила Мира. Винсент воинственно усмехнулся и вышел из комнаты.
– Я всё забываю спросить: где мы находимся?
– весело спросил он из коридора.
– У друзей или врагов?
– У Ордена...
– А, я понял!
– донеслось из кабинета.
– Это же квартира Латэ! Я и ещё двое "разгильдяев" осенью приходили сюда исправлять второй коллоквиум! Вот уж не думал, что снова окажусь здесь! Бр-р!
– вёл он тем же звонким голосом. Миру пугало это явно наигранное веселье.
"Лучше бы он кричал, злился, спорил - да что угодно!"
– Зачем ты лжешь?!
– прошептала она, но так, чтобы юноша не услышал.
В час пополудни возвратился хозяин квартиры. Мира ожидала, что с ним придёт стража, но Латэ был один. Он увёл Винсента в кабинет, и они долго говорили там, а Мира кругами ходила по спальне. Потом глава быстро ушёл, не попрощавшись, не взглянув на вампиршу. Мира немедленно бросилась к Винсенту.
– О чём вы говорили?
Винсент поднялся из кресла. Он был сам не свой. От дневной воинственной весёлости не осталось и следа. Лицо осунулось - теперь Мира замечала, как заострились черты. Руки мелко дрожали, и он прятал их за спину.
– Что он может мне сказать... теперь! Прости, извини, герой... Вовремя не поняли, не увидели, не помогли...
– с раздражением сказал юноша.
– Снял ошейник, заставил выпить эту дрянь, чтобы окончательно заживить рану, - он указал на бутыль на столе. Мира и от двери учуяла знакомый запах: неживая стабилизированная кровь.