Серебром и солнцем
Шрифт:
Наутро после третьей ночи Мира зашвырнула зеркало в дальний угол и, быстро собрав дорожную сумку, покинула квартиру.
Она решила съездить в Карду, в дом Вако. В его холле долгие годы висело знаменитое зеркало Регины Вако – Мириной прабабки. Старое и бездонное, оно отражало проклятие carere morte лучше любого другого зеркала. О нём, как и о его бывшей владелице, ходили страшные легенды.
Мира уехала первым же утренним поездом. Она взяла отдельное купе, а там, запершись, забилась в самый тёмный угол. Быстро промелькнули предместья Сальтуса. Поезд торопился приехать в цитадель вампиров до наступления ночи.
…Во сне, по дороге в Карду, она встретилась
Мира подошла к особняку Вако на улице Карнавала: последние два квартала Короны она решила прогуляться пешком. Пройдя по садовой дорожке, остановилась у крыльца, печально оглядела пустой дом с потухшими чёрными окнами.
Она знала, что Винсент давно оставил Карду. Последнее письмо от него она получила год назад. Винсент всё искал чего-то… Мира не знала, чего он ищет, она только надеялась, что взор её избранного по-прежнему обращён в будущее, а не в прошлое, что он, как и она, ищет дорогу, ведущую к свету, а не бродит бесцельно, ведомый тоской по потерянной жизни.
Она воспользовалась личным входом наверху. Из своей комнаты прошла в коридор второго этажа, недолго постояла у бывшей детской:
«Помнишь ту далёкую ночь, бессмертная? Молила ли ты тогда о спасении, о чуде? Нет. Мыслила ли? Может быть. И несказанные желания сбываются, когда падает звезда…»
Прошло восемь лет с тех пор, как она пообещала отыскать дар и избавить Винсента от проклятия. Многое изменилось за годы и изменилась она. Только эта клятва ничуть не утратила силу и звенит всё также: отчаянно и упрямо:
«Ты вернёшься в мир живых! Обещаю!»
Не было ни дня, чтобы она не думала о Винсенте и исполнении клятвы. Ей нужна была исцеляющая сила дара - для него. Мира не задумывалась, что будет потом. Пожалуй, увидев племянника избавленным от проклятия carere morte, она согласилась бы рассыпаться прахом. Одна клятва держит её в этом мире… - Мира усмехнулась, вспоминая недавнюю слабость. Легкомысленным замечанием о пари и исцелении для нее Карл чуть было не разбил её ледяной доспех. Как больно кольнуло сердце, когда он сказал это! Колет до сих пор… - Мира коснулась платья на груди, проверяя странное ощущение. Исцеление… для неё? – Для чудовищной твари, список жертв которой занимает три тетради?! Нет, нет. Это даже смешно! В объятиях смертной охотник забудет свою сумасшедшую идею. А Мира… Мира закончит своё дело и уйдёт. Почему-то в пустом старом доме думать о смерти – полной и окончательной смерти carere morte, так легко!
Она спустилась по лестнице, ведя рукой по перилам.
…Часто в последние годы тишина и пустота квартиры в Доне становились невыносимыми, и Мира сбегала на прогулку. Она искала людные места, бродила по Набережной Сермы, проспекту Нессморса, поднимаясь чуть ли не до Белой площади Пенны, вглядывалась в лица прохожих. Она искала одного: где ты, мой мальчик?
– и боялась этой встречи. Она не спрашивала о Винсенте никого, хотя кое-кто в ордене мог знать, куда тот уехал. Она не желала встречи с ним, зная, что, встретившись с ним взглядом, убежит, если не умрёт на месте, но всё равно бездумно бродила по улицам, полагаясь на волю судьбы...
«Здесь, сейчас, признайся наконец себе: ты ведь рада, что Винсент оставил… отпустил тебя? Что ты чувствуешь тут, в пустом старом доме? Тебе… так странно легко? Да. Пусть
Вот оно, зеркало Регины Вако!
– В человеческий рост, но узкое, очень тёмное, в широкой раме с жутковатыми узорами, напоминающими головы чудовищ, разбитое за много лет до рождения Миры. Вздохнув, Мира встала перед ним и несмело подняла глаза. Зеркало отразило невысокую девушку в экстравагантном чёрно-красном наряде. Худая, как после долгой болезни, глаза лихорадочно блестят, тусклые волосы, впалые скулы, хмурая складка у переносицы, печальные в углах рта. Тьма за её спиной клубилась туманом.
Мира оторвалась на минутку, чтобы отыскать и зажечь свечу. Когда огонёк разгорелся, она приблизилась к зеркалу, уперлась в резную раму руками. Она глядела в бездонные зрачки своего отражения.
Проклятие carere morte. Она видела свою часть в нём – тоненькое, чахлое деревце: многие ветви его засохли.
«Немногие, обращённые тобой, сумели выжить в ночном мире! С одной стороны это, конечно, хорошо, с другой…
Из тебя вышла плохая наставница!»
Мира усмехнулась и приблизила лицо к зеркалу, почти касаясь стеклянной глади носом. Она легко отслеживала, куда тянутся веточки, боялась взглянуть лишь на самую верхнюю. Винсент! Последний, обращённый ею!
– Мира боялась увидеть его путь. Если он начал убивать, если сейчас её последний сон повторится, если Винсент стал, как Алан… её сердце разобьётся, как это зеркало.
«Что ж, если так – медлить ни к чему, - пришла новая, незнакомая, холодная мысль, достойная ревностной служительницы ордена. Неужели это три тетради так повлияли на вампиршу? – Если Бездна победила Винсента, я убью его, здесь не спасёт никакой дар. Смерть – милость для того, кто уже поглощён пустотой».
Время шло. Огонь разгорелся, и свечка истаивала быстро. Мира всё боялась взглянуть на ветвь Винсента и смотрела на отражение светлого ореола пламени. Он долго следила, как оно дрожит, но не рассеивается, а словно наливается теплом горящей свечи, и, наконец, нашла в себе силы взглянуть на ветвь проклятия Винсента. Увиденное при последней вспышке пламени не ужаснуло, но и не принесло покоя.
Эта ветвь была… другой: тонкой, но сильной, сильнее всех остальных. Все питающие сосуды деревца были устремлены в неё, может, оттого она выглядела крепче других? Путь Винсента не был замаран кровью. Он был чист – но чист слишком, безупречно! Что-то не так…
Свечка погасла, и образ деревца-проклятия исчез. Мира не стала зажигать новую свечу. Что–то внутри неё отчаянно вопило: «Довольно! Довольно!»
Мира провела ладонями по лицу, будто умывалась, стирая видение зеркала. Прошла до двери гостиной и толкнула её.
Мебели в комнате не было совсем. Белые прямоугольники, завешенные тканью, по-простому прислонены к стенам. Картины. Она уверенно остановилась у одной из самых больших, последнее воспоминание вело её. Сняла ткань и на секунду зажмурилась. Краски на картине были яркими, словно рассвет уже наступил. Мира даже обернулась к окну, ища источник этого непонятного света. Но за ним – тьма, и ночь ещё не скоро уступит место дню. Источником света была сама картина.
Рассвет. Небывалое солнце вставало над Кардой, цитаделью вампиров. Знакомой рваной линии гор на горизонте не было – их вершины растворялись в ослепительно белом небе. Белыми были и стены домов старой Карды, точно выбеленные временем кости. Незнакомый Несс струился рекой расплавленного золота. Невидимое солнце царило над этим миром; оно восхищало и ужасало одновременно, всё тонуло в его сиянии. Солнце поглощало мир. Нет: сам мир стремился стать солнцем…