Серебром и солнцем
Шрифт:
Он по-прежнему не был уверен, что избрал верный путь, поэтому, помня о своих вечных колебаниях, Латэ построил вечер так, чтобы у него не было лазейки уйти от выбора - только несколько минут на отдых.
Избранный или весь мир? Земля страха или пустошь, выжженная войной? – Этот сложный выбор ему пришлось делать несколько раз, и каждое решение отнимало не один год жизни. Давно он пообещал избранному, что орден встанет на его защиту, если дар обретёт исцеляющую силу. Прошло много лет, многое изменилось. Нет уже хитрого владыки низших, угрожавшего избранному, да и сам избранный... мёртв. Но Латэ
«Избранный должен пройти назначенный ему путь. И не Арденсу, породившему Макту и его детей, мешать ему!» – он пытался убедить себя. Но громкие слова утратили волшебное действие. Он сомневался… Он метался. Кем назовут его потомки? Может быть, изменником, погубившим страну? – Нет, такая слава, скорее, достанется его преемнику, хоты начало разрушению положил он, Филипп Латэ…
Не постучавшись, вампирша бесшумно отворила дверь часовни.
– Проходи, Мира. – Латэ улыбнулся. Мира кивнула, но по своему обыкновению осталась стоять на пороге.
– Проходи, - резче потребовал он тогда. Ему нужно было видеть лицо собеседницы.
Вампирша неслышно отступила от входа - и через мгновение сидела на скамье рядом с ним. За годы питания неживой кровью она ничуть не растеряла способности carere morte, и это немало радовало Латэ. Мире следует сохранить как можно больше вампирского, что бы ни говорили учёные о возможности исцеления для неё. Только бессмертная способна выполнить задачу, которую судьба поставила перед ней.
– Краус сказал, ты закончила работу, - начал он.
– Да, - со смешной робостью вампирша протянула ему толстую тетрадь. – Вот последняя. Здесь те, кого обратила я, и их пути. Конечно, здесь почти нет имён, но вполне достаточно… чтобы запомнить всех навсегда.
– Хорошо, - Латэ принял тетрадь и быстро перелистал её. Мира торопливо кивнула, побарабанила по скамье пальцами. Решившись, спросила:
– Как вы позволили мне посвящение, зная о моём прошлом? Эти две тысячи жизней, - вампирша не отводила взгляда от тетради в его руках, - что, теперь будут… забыты?
– Ты будешь их помнить, - утвердительно сказал Латэ, но Мира сочла нужным ответить, словно это был вопрос:
– Да, буду.
– Две тысячи жизней за одну, - он помолчал, пожевал губами.
– Так пусть эта одна теперь послужит великому делу изгнания Бездны! Помни всех, - он не смотрел на её тетради, - всех, кто сгинул в твоей пустоте! Их так много… Теперь у тебя один путь, Мира: верная служба ордену, пока не кончится твоя вечность, и уж потом люди решат, будешь ли ты достойна прощения!
Вампирша опустила голову, и Латэ отметил: её раскаяние искренне.
– Ты оправдываешь своё имя, Удивительная, - тихо сказал он.
– Ты знаешь, что единственная из всех carere morte способна проходить покров? Лиру Диос нельзя считать вампиром, она и сейчас чужда проклятию, а ты… - он помолчал. – Покров накладывается словами, есть особая ритуальная формула и её содержание триста лет было неизменно. «По слову моему встань непреодолимой преградой перед Бездной, ведомой carere vitae, доколе не истребится проклятие Макты…» - этих слов было довольно, чтобы не пускать на
– Что же во мне особенного?
– несмело спросила Мира.
– Я полагаю, всё потому, что ты, тридцатилетняя carere morte, до сих пор чужда Бездне и противишься ей. Покров не распознал в тебе носительницу пустоты, ты – нелюбимое дитя Макты. Странность твоя и счастье, Мира, в том, что будучи вампиром ты ухитрилась не потерять качеств человека. Обычно ваши сильнейшие, старейшие предпочитают именоваться богами, ты же, как и они, подчинила себе проклятие, но не полюбила его. Цитадель ордена не увидела в тебе carere vitae. Ты исцелена, насколько это возможно для carere morte, и для этих стен ты - не «истинный вампир». Здесь ты человек, как все мы... А если принять, что дар способен исцелять carere morte, - тише, заговорщическим тоном добавил он, - получается, охотники убивают людей, а не пародии на людей, для которых нет возврата. Тогда, как ни цинично это звучит, на счету некоторых из нас не меньше отнятых жизней, чем на твоём. Я с тобой тягаться не смею, но вот Марк Тэго догонит тебя лет через пять. Так кто возразит, что твоё посвящение невозможно?
Мира молчала. Она только всё смотрела на Латэ: удивлённо, испуганно, поражённо… долго. Губы вампирши дрожали, она хотела что-то сказать.
– Говори, - нетерпеливо потребовал он.
– Нет, ничего.
– Что ты хочешь спросить? Через час твоё посвящение и между нами не должно быть недоговорённостей. Спрашивай.
– В пятьдесят шестом году я и мои друзья впервые осмелились напасть на группу охотников. Мы убили троих, и недавно я вспомнила имя одной охотницы: Паулина, – Мира опять опустила голову.
– Я помню, на собрании, посвящённом моей судьбе в ордене, Аспер выкрикивал имена и фамилии тех охотников, которых я убила. Я помню, он крикнул: Паулина Латэ. Кем она была вам? Она была совсем молоденькой... Дочь? Сестра?
– Племянница, - он обнаружил, что впервые сказал это без сухости, с теплотой. – Это случилось всего через два месяца после её посвящения.
– Мне жаль… - вампирша вовремя остановилась. – Нет, вру. Не жаль: тогда я не знала, чем моя месть обернётся в дальнейшем. Но непонятно: почему вы так печётесь обо мне, убийце дорогого вам человека? Моё посвящение - это… ваша месть?
– Месть? Через года? – он засмеялся. – Никогда не думал об этом. Месть не приносит радости, Мира. А что до личной неприязни – мне пришлось отодвинуть её в сторону. Ты очень нужна нам, Мира Вако. Лишённая смерти необходима ордену, особенно после предательства одной из наших охотниц.
Мира вскинула на него удивленные глаза и снова неловко, медленно склонила голову, выражая согласие. Латэ довольно откинулся на спинку скамьи.
– Первым моим посвящением в качестве главы ордена было посвящение Лиры Диос, - задумчиво и успокоенно заметил он. – Последним, вероятно, будет твоё. Есть в этом что-то роковое…
Вампирша бормотала про себя молитву, которыую глава посоветовал ей прочитать перед посвящением. Выучила наизусть… Надо же! – Латэ незаметно усмехался, глядя на неё. Такая маленькая и замерзающая в холодном подземном зале – в ней не было сейчас ничего вампирского.