Серебряная богиня
Шрифт:
— Доктор, у меня было очень трудное время. Я не уверена, что даже теперь, когда выздоровела, совершенно точно представляю, что происходило тогда. Не могли бы вы объяснить мне подробнее, что же случилось. Я обращала мало внимания на происходившее, и мне стыдно… я не хочу, чтобы мой муж знал, что я почти не понимала, что он говорил мне в то время. — И она улыбнулась доктору, смущенная, очаровательная в своей беспомощности.
Пока доктор вел свой рассказ, припоминая все детали беседы со Стахом, Франческа сидела молча, в полном оцепенении. Каждое слово доктора тяжелым камнем падало ей прямо в сердце, нанося удар за ударом. Ей слышалась тяжелая поступь судьбы, бездна разверзалась перед ее взором.
— Вы все еще не сказали мне, доктор, в каком специальном уходе нуждается Даниэль?
— Только в том, какой вы предоставляете Дэзи, я читал в газете, что именно так ее теперь называют, нашу крошку Маргариту. До того времени, пока Дэзи не начнет ходить, различия между ними будут не столь явными, как впоследствии. Конечно, Даниэль будет во всем отставать от своей сестры и будет намного менее активна, но, уверяю вас, внешне она будет выглядеть совершенно нормальной. Однако первые проблемы возникнут скоро, очень скоро, когда девочкам придет время заговорить. Потом, через несколько лет, Даниэль должна будет пройти новое обследование. Если повезет, малютку удастся обучить многому, чтобы она могла обслуживать себя сама, но все это — дело будущего. Пока же любовь и внимание — вот все, в чем она нуждается.
— Доктор Аллар, в безумном своем состоянии я выбросила ее колыбельку и все, что могло бы мне напоминать… мне требуется еще один день, чтобы быть готовой забрать ее.
— Ну, конечно, день, два, какое это теперь имеет значение?
Доктор ласково взглянул на Франческу и подумал: «Возможно, единственное, что ей действительно нужно сейчас, так это время, чтобы привыкнуть к мысли о том, что трудное решение наконец принято».
Когда Франческа вышла из кабинета, Маша поджидала ее, пылая яростью, готовая выступить свидетельницей против сестры Анни, но Франческа жестом остановила ее, прежде чем та успела вымолвить хоть слово.
— Маша, все выяснилось. Пошли скорее, у нас еще масса дел.
Она схватила пожилую женщину под руку, увлекла к дверям, протащила по коридору и вывела из клиники на улицу.
— Княгиня, вы добились, чтобы эту женщину выбросили вон? Почему вы не позволили мне рассказать ему все? Вы пробыли там так долго, что я уже начала беспокоиться.
— Маша, — заговорила было Франческа, но замолчала. В течение часа рухнуло все, во что она верила, на чем строилась вся ее жизнь. Все оказалось обманом, ложью, непереносимой болью. Ее окружали сплошные развалины. — Маша, она не солгала вам. Даниэль жива!
Несмотря на свою крепкую крестьянскую натуру, женщина покачнулась, и, чтобы поддержать ее, Франческе потребовалась вся ее сила.
— Пошли, Маша, мы посидим в парке, и я все вам объясню.
После того как Франческа закончила свою длинную исповедь, прерываемую иногда недоверчивыми расспросами Маши, они еше долго сидели молча на скамейке под любопытными взглядами шофера их машины, по-прежнему стоявшей у ворот клиники. Потом Маша медленно обернулась к Франческе:
— Понимаете, княгиня, с раннего детства он испытывает непреодолимый ужас перед болезнями, перед больными, это единственная его слабость. Я знаю его уже много лет. О, мне известно, что он не обращал на меня все это время никакого внимания, но я следила за ним, наблюдала, изучила его. Он привык все делать по-своему, он хочет всегда быть победителем, всегда и во всем. Нет никакой надежды, княгиня. Он никогда не впустит бедную малютку к себе в душу.
— От него этого и не требуется, — почти простонала Франческа, переполненная рвущимся наружу гневом. — Он уже
Реакция Маши на поступок Стаха только придала ей решимости. Эта пожилая женщина попыталась объяснить действия Стаха, оправдать их, будто им можно было найти оправдание.
— Я ухожу, Маша, и забираю детей с собой. Никто меня не остановит, предупреждаю вас. Он лгал мне, заставил меня поверить, что моя дочь умерла. Он украл у меня моего ребенка. Если я не защищу ее, кто знает, какие ужасные веши он еще вытворит. Подумайте, что он сделал, Маша, подумайте, кто он такой после этого. Я больше не желаю его видеть и уеду до его возвращения из Лондона. Единственное, о чем я вас прошу, — не говорите никому ничего, пока я не уеду.
Глаза Маши наполнились слезами.
— За кого вы меня принимаете? У меня когда-то тоже был ребенок, он умер, но во мне бьется материнское сердце, княгиня. В любом случае вы не справитесь без меня. Подумайте сами, как вы одна сумеете ухаживать за двумя детьми? Я еду с вами.
— О, Маша, — вскричала Франческа, — я надеялась, что вы это скажете, но сама никогда не решилась бы попросить вас оставить его.
— Я ему не нужна, а вам необходима, — с твердой уверенностью произнесла Маша.
Франческа потратила целый день, чтобы с помощью скучного и безразличного клерка оформить паспорта в американском посольстве в Женеве, приобрести билеты на самолет в Женевском туристическом агентстве, вернуться в Лозанну и получить в банке большую сумму денег по чеку, после чего поспешила назад на виллу собрать вещи. Она почти ничего не взяла для себя, кроме дорожного наряда, но зато набила два больших чемодана вещами Дэзи и разными припасами для нее на первое время. Она достала все свои драгоценности и оценивающе взглянула на них. Нет, она больше не жена человеку, который подарил ей все это. А ее сад из цветов Фаберже в хрустальных вазочках? Да, это пришло из иной жизни, жизни без лжи, и они, несомненно, поедут с нею. А это яйцо из ляпис-лазури с бриллиантовой короной Екатерины Великой и рубином внутри? Да! Его подарили ей, когда она носила близнецов, и оно, несомненно, тоже принадлежит ей. Франческа убрала вазочки и яйцо в футляры и сунула сверток в баул.
Все ее действия в тот день отличались необыкновенной легкостью, точностью и неутомимостью. Тлевший в душе неукротимый гнев, словно вечный двигатель, придавал ей силы. Ее энергия не знала предела, мозг работал в десятки раз быстрее обычного, она вся была как огонь, рвавшийся наружу, всей душой стремившаяся приблизить тот момент, когда ее дети окажутся вместе с ней в полной безопасности. Может быть, ей стоит дать телеграмму Мэтти Файерстоуну, чтобы тот встретил ее в Лос-Анджелесе? Нет! Никто не должен ничего знать о ее побеге до тех пор, пока она не окажется в пути.
Она сумела ответить еще на один вечерний звонок Стаха, сохранив совершенно те же интонации, что и накануне, чему немало удивилась сама. Но потом всю ночь проходила взад и вперед по спальне, бросая мужу горькие упреки и проклятия. Человек, совершивший подобное, заслуживает смерти. Как чудовищно мало, оказывается, она знала его, как доверчива была, как легко позволила ему обмануть себя, играть собой, словно пешкой на шахматной доске. Как она ненавидела его!
Следующим утром Франческа позвонила доктору Аллару и предупредила, что через два часа посылает няню к мадам Гудрон забрать ребенка. Не будет ли доктор столь любезен, чтобы позвонить этой даме и попросить ее собрать и потеплее одеть Даниэль к определенному часу? Да-да, это такой особенный день для нее, она очень счастлива и взволнованна. Да, доктор совершенно прав, это чудесный день. Да, она передаст князю наилучшие пожелания. Как это любезно с его стороны!