Серебряная лоза

Бонс Олли

— Да ты совсем дурной, что ли? Не видишь, что правитель — злой человек?

— И ничего я не вижу, — упрямо сказал Гундольф, — а вижу только, что к зиме получу повышение, а буду стараться, ещё через год меня в тёплое местечко возьмут, привратником. И не нужно будет больше грязь месить да по закоулкам шастать, опасаясь нарваться на нож. Так что очень даже хорошо живётся людям при правителе Ульфгаре, ну, тем, которые усердно работают. А ты неблагодарный, тебя сам правитель на работу взял, так ещё на него и наговариваешь!

В это время

спустилась Грета.

— Здравствуй, Гундольф, — устало сказала она. — Проходи. Голоден?

— Да, я это... вместо ужина сразу сюда. Ох, Грета, как жаль, что с отцом твоим такое приключилось! Если тебе какая помощь нужна, только скажи.

— Спасибо. Ты проходи.

Гундольф умял целых две миски супа. Ел он молча, сосредоточенно, не отвлекаясь.

— Ох и вкусно ж ты готовишь, Грета, — наконец сказал он, сыто икнув, и отодвинул пустую миску. — Повезёт тому счастливцу, чьей женой ты станешь.

— Это Ковар готовил, — ответила девушка с лёгким ехидством. — Его благодари.

— Ох, ну... ты же ведь и сама тоже стряпать умеешь, — сконфуженно произнёс здоровяк. — Вчера при мне готовила. Так что я свои слова назад не беру.

Гундольф посидел ещё немного, но беседа не клеилась. Так что вскоре гость поднялся с места.

— Ну, пора мне, — сказал он, — не то перед службой отдохнуть не успею. Грета, тебе, может, нужно чего? Припасы, к примеру. Я бы в лавку мог завтра зайти.

— Этого не нужно, — сказала ему девушка. — Но если сможешь, узнай про моего отца. Боюсь, его похоронят и мне не сообщат, не дадут и попрощаться.

— Да разве ж такое может быть? — не поверил Гундольф. — Что ж, ладно, постараюсь узнать. Ковар, пойдём.

— Я сегодня останусь здесь, — осторожно сказал хвостатый. — Правитель велел, чтобы я до завтра не возвращался, ему мастерская нужна.

— Ну тогда хоть проведи меня, — мрачно попросил его товарищ.

В молчании они шли по переулку. Кое-где уже зажглись фонари, и там, где они освещали дорогу, Гундольф уходил вперёд, а в тени вновь поджидал своего спутника. Он хмурился, собираясь что-то сказать, и, наконец, решился.

— Слышь, Ковар, — угрюмо произнёс он, — держись от Греты подальше. Я ж понимаю, не чужая она тебе за эти годы стала, вот только ты ничего для неё сделать не сможешь. Сплетни только разойдутся, а ещё, чего доброго, господин Ульфгар заметит. И тогда, если сделаешь чего не так, то и Грете плохо будет. Да и меня это может коснуться, если кто разнюхает, что мы приятельствуем. Ты цени, что я на риск иду каждый раз, как мы с тобой видимся.

— Я ценю, — ответил хвостатый, чувствуя при этом разочарование.

— А за Гретой я пригляжу. Из шкуры выпрыгну, но получу повышение. Она за мной, как за стеной будет, защиту я ей обеспечу.

— Вот только её забыл спросить, нуждается ли она в твоей защите, — не сдержался Ковар.

— А чего спрашивать? — огрызнулся и Гундольф. — Она, конечно, говорила, что ей кто-то другой по сердцу, вот только что-то

я рядом этого другого не наблюдаю. Видно, ходил кто к ней в лавку, улыбался, голову вскружил, а кроме красивых слов, ни на что оказался не способен. Вот и слинял сразу, едва дело приняло иной поворот. Ну, поглядит Грета, что тому хлыщу она не нужна, а я рядом, да и поймёт, в чём её счастье.

— Что ж, посмотрим, как оно будет, — сухо ответил ему хвостатый.

Ещё немного они прошли в молчании, затем Гундольф остановился.

— Дальше не иди, — сказал он. — Там фонари ярче, не надо, чтобы нас вместе видели. Сегодня, так уж и быть, пересиди в доме мастера, но больше чтоб туда ни ногой, понял ты? Иначе не погляжу, что мы приятели.

И он показал хвостатому кулак.

— Ну, надеюсь, и сам понимаешь, почему тебе рядом с Гретой крутиться не стоит. Всё, пошёл я.

Ковар стоял, глядя вслед уходящему товарищу, пока тот не скрылся из виду. И лишь затем, вздохнув, отправился обратно, стараясь держаться в тенях.

Он закончил работу над рисунком к утру, а затем отыскал учётную книгу мастера. Смешивая чернила с сажей и разбавляя их, добился нужного оттенка, дополнил запись. Тщательно просушил, сверху поставил пятно. Что ж, теперь никто не смог бы сказать, что последнее слово было дописано позже.

Пока работал, Ковар думал о правителе. Как же он надеялся, что господин Ульфгар не переживёт этот день! Разом исчезло бы столько проблем.

Ждать он был не в силах, и потому, едва рассвело, направился во дворец, зажимая под мышкой учётную книгу, в которой лежал измятый рисунок. Даже Грету не стал будить, чтобы попрощаться — иначе, боялся, не достанет решимости уйти.

Миновав дворцовые ворота, Ковар завидел впереди Эдгарда. Он заспешил, плюнув на то, что стражи могли заметить их вместе, нагнал торговца, тронул за рукав. Тот обернулся и замер, и лицо у него было — точно призрака увидел.

— Эдгард, нам бы поговорить, — понизив голос, сказал хвостатый. — Что случилось? Ты будто не рад встрече.

— Ох, я рад, очень рад, — поспешил ответить тот. — А ну-ка шагай в мастерскую, а я за тобой следом.

Ковар так и поступил — прошёл, не оглядываясь, открыл знакомые двери. Внутри было пусто и на удивление чисто, будто вчера господин Ульфгар и не пользовался мастерской. Нет, пожалуй, стало слишком уж чисто.

— Рассказывай, — шёпотом произнёс Эдгард, входя следом и прикрывая дверь.

И он так пристально и пытливо вглядывался в лицо хвостатого, что тот начал понимать.

— Ты не ждал увидеть меня живым!..

— Не то чтобы...

— Ты знал, что мы обречены! Ты всё понимал, и не предупредил, и ничего для нас не сделал!

Ковар в ярости толкнул торговца в грудь, выронив при этом книгу на пол. Тот перехватил его руки.

— Что ты хотел, чтобы я сделал, мальчишка? — зашипел он. — Я мог разве что умереть вместе с вами. Этого ты хотел? Тогда тебе стало бы легче?