Серебряная пуля

Атеев Алексей Григорьевич

Сотни лет он перебирался из одного тела в другое, полностью подчиняя личность избранного им человека своему влиянию. Причем человеческие качества, стремления, способности отнюдь не исчезали. Напротив, они делались острее, качественнее, жизнеспособнее. Не зря многие оборотни становились вождями племен, выдающимися охотниками, шаманами. Но вот кинорежиссером, видимо, стал первый из менквов.

Сережа (Сергей Васильевич) часто размышлял, почему именно он стал оборотнем. Судьба ли это, слепой случай? К конкретному выводу он прийти так и не смог, но временами склонялся, что это все-таки судьба. «Может быть, так случилось потому, – думал он, – что мой отец постоянно старался жить сам по себе. В одиночку, без людей. Всю жизнь стремился к уединению, и в результате случилось то, что должно было случиться. И он, и семья нравственно одичали, выродились, что ли. Или возродились в новом нечеловеческом качестве. Хорошо это или плохо?» Сам Пантелеев никакого дискомфорта

не испытывал. Кроме того, он подозревал, что вокруг него оборотней хватает. Они, конечно, не проявляют явно свои скрытые побочные инстинкты, но тем не менее живут именно этими инстинктами. Подавляющее большинство людей время от времени испытывают желание убить, уничтожить, растоптать себе подобного. Часто слышишь на улице или в троллейбусе, метро выражения: «Так бы и убила!», «Стрелять их, гадов, надо!» О каких гадах идет речь? Да о знакомой, купившей новое платье, сослуживце, обошедшем в табели о рангах, совершенно незнакомом человеке, случайно толкнувшем и не извинившемся. Иной раз даже о собственном ребенке, получившем очередную двойку. Конечно, очень часто это произносится так, походя, не всерьез. Но раз произносится – где-то в глубине сознания сработал такой вот побочный инстинкт, появилось желание уничтожить. Может, не опасайся человек наказания, будь у него в руках оружие, он осуществил бы свою угрозу.

А вот Сергей Васильевич убивал. Причем безо всякой злобы. Да и без необходимости.

Убивал, конечно, не он, а тот, кто в нем сидел. Он-то уж явно испытывал животное наслаждение. Пантелеева, особенно вначале, удивляло, как уживаются две совершенно разные сущности в одном теле. Его человеческая, испытывающая ужас от творимого другой – животной. Как ему было страшно вначале, до рвоты, до умопомрачения. Помнится, он даже в обморок падал, осознав дело своих рук. Потом, правда, привык. Как-то в молодости он прочитал книжку Стивенсона «Странная история доктора Джеккила и мистера Хайда», книжка, видать, прошла многие руки, была древняя, еще с «ятями», страшно истрепанная, без нескольких страниц.

Речь в ней шла о добропорядочном джентльмене, который по ночам превращается в садиста и убивает на улицах Лондона. Прочитав книжку, он понял, что не одинок. И хотя в предисловии было написано, что Стивенсон все выдумал, он-то уж понимал: ничего в книге не выдумано. Возможно, сам Стивенсон и был тем самым доктором Хайдом. Или та последняя ночь возле гробницы вместе с Соболем, Сморчком, Косым. Не Сережа завлек их туда, а тот, кто сидит внутри. Ему нужны помощники, нет, скорее не помощники, а рабы, покорно выполняющие любую волю. Творящие зло ради зла. Ведь и у мальчиков имелись побочные инстинкты, которые стали главными: желание убивать, стремление к аморальности. Вот Косой такими инстинктами, видимо, не обладал, и его сделали жертвой. Они не оборотни, обычные люди, только дух или кто он там, обитавший на болоте, вырвал из их душ все хорошее, а оставил только плохое, гадкое. Да! Между ними существует неразрывная связь. Любое зло, совершаемое ими, как бы подпитывает того, кто сидит внутри, добавляет ему жизненной силы. Ведь он может убивать только в полнолуние, а они – когда вздумается. В этом и состоит их ценность, их смысл… Но теперь от них нужно избавиться. В ходе реинкарнации рабы могут только помешать. Видимо, и в них есть частичка того, кто сидит внутри. А собрать нужно все в единое целое. От Сморчка он избавился, теперь очередь Соболя. И главное! Главное – найти замену. Вначале он выбрал этого безнравственного мальчонку – Валентина. Вроде подходил по всем статьям, молодой, физически здоровый. Но тому, кто сидел внутри, мальчишка не понравился. Не было в нем силы и жестокости, а только грязь. А одна грязь не подходит. И еще. Нужно любить природу. Смешно звучит: «любить природу». Словно юннат какой-то. Но, может быть, «любить» не передает истинный смысл значения. Может, скорее понимать, чувствовать. Ведь она рядом, в каждой травинке, в каждом камушке. Он-то знает: у всякого сущего есть тайный смысл. Тот, кто сидит внутри, объяснил ему это. Все вокруг наполнено невидимыми существами, добрыми, злыми, а чаще всего равнодушными к человеческому миру. Подавляющее большинство людей и не догадывается, что вокруг существует множество миров. Эти миры не проникают в человеческий. До тех пор не проникают, пока не найдешь ключ, соединяющий двери между мирами. Но лучше эти двери не открывать. А подходящего человека он почти нашел. Тот, что сидит внутри, сейчас все оценивает и взвешивает. Но скоро, очень скоро настанет час… От Охотника, назвали же это чучело Охотником, он избавится. Существование Охотника тоже мешает реинкарнации. Да и вообще он становился опасен. До тех пор, пока писал анонимки и ходил за ним следом, неимоверно сопя и распространяя вокруг себя запах чеснока и немытого тела, до тех пор он был не страшен, а теперь, когда рядом с ним появились действительно серьезные люди, он стал действовать на нервы.

Для обряда обязательно нужны кости из могильника. Медвежьи кости. Теперь они

в надежном месте. Интересно, извлечение костей из могильника тоже подстроил тот, кто сидит внутри, или это произошло без его участия? Наверное, все-таки подстроил. Уж слишком все один к одному получается. Он, конечно, не расскажет. Он вообще ничего никогда не расскажет. А если нужно что-то исполнить, просто отключает человеческое сознание. Только память остается. Зачем он память, интересно, оставляет? Наверное, чтобы ощущал его присутствие и благоговел. А если он избавится от того, кто сидит внутри, что будет тогда? Останется ли существовать его человеческая сущность? Это, конечно, не имеет особого значения, но все-таки? Что с ним станет? Иногда ему кажется, что тот, кто сидит внутри, теряет свою силу. Уже три месяца он не выходит на охоту и, не считая старухи в музее, никого не убил… Может быть, поэтому спешит? Очевидно.

Осталась лишь одна проблема, которую нужно решить как можно быстрее, – сестра Евгения. Ему бы не хотелось ее терять, как-никак последний близкий человек. Да и если бы не она, многое могло пойти по-другому. Он, тот, кто сидит внутри, не дает на ее счет никаких указаний. Может, предоставляет возможность решить самому. Но что решить? Когда сестра приехала к нему в конце войны, она была уже важной барыней, генеральшей… Где она подцепила своего Сокольского, Сергей так толком и не понял. Рассказывала, будто познакомились на фронте. Евгения тогда выступала во фронтовой концертной бригаде. У нее был неплохой голос. Вообще сестра почти ничего не вспоминала о той жизни, какую ей пришлось вести после того, как она покинула стены детдома. «Училась на артистку», – односложно говорила она и усмехалась с легкой грустинкой.

В сорок четвертом году для Сергея, да и его приятелей, детдомовская жизнь кончилась. Их отправили сначала учиться в «ремеслуху», а потом на «Уралмаш». Именно тогда и прибыла сестрица. Заявилась в общагу, да и не одна, а с одним из адъютантов мужа, наделала там шороху. Комендант за ней как собачка бежал. Впрочем, что комендант! И более крупные шишки перед ней на цырлах ходили. С Сергеем она говорила совсем недолго. Только сообщила, что очень скоро выпишет его в Москву и постарается устроить жизнь.

– Как только тебе исполнится восемнадцать, – шептала она, когда они вдвоем гуляли у пруда, – тебе нужно будет жениться. Не удивляйся, фиктивно. Главное, фамилию поменять, чтобы никто не ткнул в рожу: сын врага народа. Поменяем фамилию, а анкетку изменить еще проще.

Так и случилось. В сорок шестом он переехал в Москву. Женился на какой-то бабенке, через полгода развелся, поступил не без помощи сестры в Институт кинематографии. А дальше все пошло как по маслу. Потом уже он сам помог перебраться в столицу Сморчку и Соболю. Дружкам закадычным. Помог и им пристроиться, вывел в люди.

Он хмыкнул. В люди? Звучит, конечно, двусмысленно. Тогда, после войны, бродячего народу имелось в достатке. Особенно возле вокзалов, железных дорог. Найдут какого убитого, растерзанного, так даже дело не всегда заводят. Он тогда, помнится, жил на Потылихе. Комнатушку свою имел, в коммуналке. А там рядом поезда ходят… Да уж чего вспоминать. Мало ли что бывало. Именно на Потылихе он впервые и увидел этого Охотника – Иону Ванина. Тот похаживал к соседке – Олимпиаде. Вот уж идиот! Анонимки писал… Раза два его вызывали. «Почему на вас пишут доносы? Нет ли за этими грязными бумажонками чего-нибудь серьезного?» Элементарно доказал, что это бред сумасшедшего. Не преминул сообщить о родственнике-генерале. Но надо же быть таким дураком, как Иона?! Написал, что он, Сергей, использует для тайных убийств облик медведя. Уж лучше бы сообщил, что марсианский шпион. Скорее бы поверили. Впрочем, что с дурака возьмешь?!

Он встал, потянулся. Все нормально. Жизнь продолжается. В это время у входа раздался длинный требовательный звонок.

«Кого там несет?» – досадливо подумал Сергей Васильевич. Он не любил, когда к нему на дачу приезжали гости, особенно без приглашения. Домой, в московскую квартиру, – пожалуйста. Милости просим! А сюда… Сюда только самые близкие. Не собственно дача была для него любимым местом, а полгектара леса, который ее окружал. Высоченные сосны, заросли папоротников между ними. Это так напоминало детство, леса под Югорском. Болота… Он даже приказал вырыть небольшой прудик, который очень скоро без присмотра покрылся тиной и зарос осокой. Но его это вполне устраивало. Даже кваканье лягушек в начале лета не вызывало раздражения. Напротив, умиляло.

Звонок повторился.

Он отпер входную дверь: на пороге стояла сестра.

– А, это ты? – без особого восторга произнес Сергей Васильевич. – Заходи.

Генеральша Сокольская, а это была именно она, с каменным лицом прошла через прихожую и уселась на широкой банкетке, стоявшей перед большим зеркалом в спальне. Все это время хозяин следовал за ней по пятам.

– Ты как сюда добралась? – поинтересовался он.

– Один знакомый подвез.

– Какой еще знакомый? Я же просил никому постороннему не открывать местоположение этого дома. Могла бы приехать на собственной машине.