Серебряная свадьба

Мишарин Александр

М а к с и м. Ну, здравствуй, здравствуй… Руки холодные, не буду прикасаться. А то щекотно.

М а р и н а. Останешься ночевать или сегодня же обратно?

М а к с и м. Поеду обратно. Сережка болен.

М а р и н а. Как Лина?

М а к с и м. «Как», «как»! Никак. Здорова.

М а р и н а. А отец?

М а к с и м. Тоже здоров. Лежал в больнице, сейчас здоров… Ну как он может быть здоров… Дай я тебя поцелую.

М а р и н а. Ну, добрый вечер (целует его.) Это что у тебя, уже лысина намечается?

М а к с и м. Где? Где?

Дай-ка мне зеркало, не вижу. Да, держу руку здесь, где волосы, тепла не чувствую, а здесь просто кожа. А что же делать?

М а р и н а. Ничего. Стареем потихоньку. Тебе уже тридцать, это естественно. Утешайся тем, что много весьма почтенных людей были лысыми.

М а к с и м. А что, со стороны уже заметно, да? Надо посоветоваться с ребятами. Дай что-нибудь поесть. Хочется чего-нибудь острого. Или давай я лучше сам. У тебя есть какие-нибудь продукты? И дай мне фартук… (Быстро скидывает пиджак. Пока Марина ходит за фартуком, обвязывает себя полотенцем и бежит за кулису, очевидно, на кухню. Кричит оттуда.) Подожди, я сейчас сам все сделаю!

Слышно, как там что-то падает. Потом выскакивает М а к с и м в фартуке.

Что же ты не сказала, что у тебя все готово. Я поставил на огонь. Ох, безумно люблю я все эти травки (жует какую-то траву).

М а р и н а. Я знаю, что ты любишь.

М а к с и м. Жутко хочу есть. Ну, а ты что, я слышал, опять ушла с работы. Наверно, правильно сделала. Дураков у нас ужасть. Это нам, мужчинам, надо терпеть. «Гений — это терпение», — говорил Гёте.

М а р и н а. А как твои дела?

М а к с и м. Сейчас… (Бросается в кухню, гремит там кастрюлями. Некоторое время его нет.)

Марина подходит к столу, отодвигает ящик, берет в руки какой-то черный предмет. Потом кладет его в карман.

М а р и н а (кричит в кулису). И заодно воду поставь для кофе.

Входит М а к с и м. Снимает очки, протирает их.

М а к с и м. Так вкусно, что я сразу все проглотил. Так все и съел из кастрюли. Только мало.

М а р и н а. Боюсь, что ты пополнеешь. Возраст такой… переходный.

М а к с и м. Возраст — он всегда переходный. Да, это не нужно. С лысиной и еще с животом. Что это… откуда у тебя такой роскошный транзистор? Подари его мне… (Берет транзистор в руки, включает его на полную мощность. Резко переключает волны, в комнате стоит жуткий треск и шум. На Максима это действует явно вдохновляюще. Поймав какую-то очень быструю мелодию, вдруг подбрасывает транзистор вверх и, издав победный и нелепый крик, подскакивает, пытаясь сделать в воздухе какое-то танцевальное движение.)

Марина смотрит на него с такой нежностью, что, очевидно сама поняв это, отворачивается.

Давай, давай… танцуем. Ну, «твист, твист»… (Поет

в такт музыке, в высшие моменты увлечения как-то по-особенному прикрывает рот растопыренной рукой и вдруг издает чуть хрипящий и очень громкий крик, как бы подстегивая себя и музыку. Дойдя до полного изнеможения, вдруг, не выключая музыки, падает на один из стульев, распахивает рубашку и съезжает на стуле в полулежачее положение, вытянув на полсцены свои длинные ноги. Стараясь перекричать музыку.) Ну видишь, я же еще мальчишка, а оказывается, у меня уже лысина. Лысина, говорю… (Пытается еще раз войти в ритм танца, правда уже сидя, но ему это не удается, и он резко опускает руки к полу и, закрыв глаза, старается перевести дыхание.)

Марина подходит к транзистору и выключает его.

М а р и н а. Накинь пиджак, здесь холодно.

М а к с и м. Поедем в город. Еще ведь не поздно. Посидим где-нибудь. (Снова воодушевляется.) Мне сейчас почему-то хочется, чтобы было много народу. Толчея, какие-нибудь пьяные приятели чтобы вязались.

М а р и н а. Тебе же раньше были противны пьяные.

М а к с и м. А-а… Это не имеет значения.

М а р и н а. Когда ты ехал сюда, тебе, наверное, хотелось побыть в тишине. Так?

М а к с и м. Хотелось. Очень хотелось. Ну так я уже побыл. Мы так славно с тобой поговорили. У тебя есть здесь что надеть. Я люблю, когда ты красивая. Давай придумаем, что ты наденешь. Стой вот так, подальше. Сейчас я придумаю. У тебя здесь такое голубое платье… ну как будто из соломы.

М а р и н а. Мне нужно поговорить с тобой.

М а к с и м. Поговорим, поговорим… Вот черт, надо с волосами что-то делать. А мы не успеем заехать в, парикмахерскую? Если с вокзала на такси… Не успеем. Давай щипцы, я сейчас сам все сделаю. Давай.

М а р и н а (вдруг кричит). Прекрати! Прекрати, наконец! Я никуда не поеду!

Она готова расплакаться, но отворачивается, и Максим не видит этого второго ее состояния. Он на секунду опешил. Потом он вскакивает, хочет сделать что-то решительное. Вдруг он по-мальчишески топает ногой и тоже кричит.

М а к с и м. Я… сам знаю… что мне делать! Как ты смеешь мной командовать! Что было, то прошло! Запомни! Прошло! У меня уже дети… Если ты посмеешь еще раз крикнуть на меня, я… я… возненавижу тебя. (Кричит.) Я тебя люблю! Сгорел кофе… Господи, это же пожар… (Убегает.)

Марина поворачивается и смотрит ему вслед.

(Входя.) Ничего он не сгорел. Прекрасный кофе. Фу, обжегся. Может быть, тебе дать денег? Кстати, а как Лешка? Он спит? Я сейчас пойду его поцелую…

М а р и н а. Он в городе, в детском саду.

М а к с и м. Ты знаешь, я у него был на днях, в саду. Я был в том районе, заехал за ним. Он весь мокрый какой-то, по лужам гонялся. Я увез его в зоопарк. Но ему быстро надоело…