Серебряное зеркало и другие таинственные истории
Шрифт:
Он махнул обеими руками в сторону центра ресторана.
— Когда мы дрались?
— Да, когда мы дрались, здесь!.. Нееет, я прожил, говорю тебе, прожил каждое мгновение! Без званий, без наград, но я прожил такую жизнь, которая тебе и не снилась!
— И упаси Господь!
Но внезапно Марсден, почти кричавший, вновь притих. Он начал трястись от внутреннего смеха. Это был смех старого-старого человека, и он переполнял Ромарина невыносимой ненавистью. Ненависть возродилась вместе со звуком голоса этого животного, и его каждое слово, взгляд, движение, жест, с тех пор, как они вошли в ресторан, добавляли к ней каплю за каплей. И вот сейчас он смеялся, хихикал, сотрясался от смеха, как будто осталось поведать еще одну чудовищную деталь. Ромарин смял салфетку и кивнул официанту: «Месье ужинает со мной…»
— Хо-хо-хо, —
Ромарин помнил. Он изменился в лице и уже не был похож философа и знатока жизни.
— Ты сказал, что она не станет — малышка Петти Хьюз — что она не станет со мной…
Ромарин почти вскочил со стула и ударил кулаком по столу.
— И, клянусь, она и не стала! Есть хотя бы одна гнусность, которую ты не совершил!
Марсден тоже приподнялся, слегка пошатываясь.
— Охо-хо, ты так думаешь?
Дикая мысль промелькнула в голове Ромарина:
— Ты хочешь сказать…
— Хочу сказать?… Хо-хо, да, это и хочу сказать. Она это сделала.
Зеркала в дыму от полусотни сигар и сигарет, Амуры и пастушки на пестрых стенах, встающие со своих мест посетители — внезапно все это закружилось перед глазами Ромарина. В следующую секунду, чувствуя, как будто он стоит на чем-то ненадежном и может потерять равновесие, он ухватился на столовый нож, которым чистил персик и ударил Марсдена в шею. Закругленное лезвие с треском разломалось, но он ударил еще раз обломанным ножом и оставил его в теле. Стол перевернулся почти вертикально, за ним исчезла голова Марсдена. За ней последовала груда стаканов, сигар, искусственных цветов и. наконец, скатерть, за которую тот цеплялся. Осталась голая грязная американская столешница.
Но край доски, за которой исчезло лицо Марсдена, оставался вертикальным. Группа рабочих переносила декорации из театра в тележку…
И Ромарин знал, что в одно мгновение он видел и прошлое, и настоящее, и будущее, и что Марсден стоял за раскрашенным картоном декорации.
Ромарин знал и то, что стоит только подождать, пока декорации пронесут, взять Марсдена под руку и войти в ресторан — и все будет именно так. Считается, что тонущий человек, может увидеть все за невообразимо ничтожное мгновение. Говорят, сон длиной в год — лишь особое расположение частиц, связанных с определенными идеями, в сам момент нашего пробуждения; и историческое прошлое, и предсказываемое будущее заключены в таинственном мгновении, что мы называем настоящим…
Так все и будет…
Ромарин остановился всего на миг, в следующую секунду он повернулся и побежал изо всех сил прочь.
На углу улицы он столкнулся с бродягой, и только стена не дала им упасть на землю. Ромарин начал лихорадочно рыться в кармане и вытащил пригоршню серебра. Он всунул ее в руку бродяги.
— Вот… Быстрее, возьми это! — задыхаясь, произнес он. — Так… У входа в ресторан стоит человек… Он ждет господина Ромарина. Скажи ему… что с господином Ромарином приключился несчастный случай, пренеприятное происшествие…
И он ринулся прочь, оставив нищего в недоумении разглядывать серебро.
Амброз Бирс
ДРУГИЕ ПОСТОЯЛЬЦЫ
— Чтобы попасть на этот поезд, — сказал полковник Леверин, сидя со мною в отеле Вальдорф-Астория, — вы должны заночевать в Атланте. Прекрасный город, но не советую вам останавливаться в Брифитт-хаузе, одной из главных тамошних гостиниц. Это старый деревянный дом, который давным-давно нуждается в починке. В стенах такие дыры, что кошке впору пролезть. Двери спален не запираются, мебели никакой, кроме стула и кровати, накрытой тюфяком, — ни одеял, ни подушек. И к тому же вы не можете быть уверены, что этими скромными удобствами будете пользоваться один. Есть опасность, что вам придется
Было уже поздно, когда я пришел туда. В комнату на первом этаже меня проводил услужливый ночной портье, освещая дорогу сальной свечкой, которую он любезно оставил мне, уходя. Я устал, проехав в поезде почти двое суток, и еще не вполне оправился от пулевой раны в голову, полученной в стычке. И вместо того, чтобы искать лучшую квартиру, я, не раздеваясь, повалился на тюфяк и заснул.
Ближе к утру я пробудился. Луна поднялась и ярко сияла в незанавешенном окне, заливая комнату мягким голубоватым светом, в котором чудилось что-то пугающее, — хотя, смею сказать, это неудивительно. Лунный свет всегда кажется немного призрачным, как вы, должно быть, и сами заметили. Но вообразите мое удивление и гнев, когда я увидел, что на полу разместилась по меньшей мере дюжина других постояльцев! Я сидел, от души проклиная хозяев этой странной гостиницы, и хотел уже встать с постели, чтобы пойти и устроить скандал ночному портье, с его тихонькими повадками и сальной свечкой, — но тут некое обстоятельство поразило меня так, что я не смог двинуться с места. Как говорят в таких случаях романисты, я оцепенел от ужаса. Потому что все эти люди, несомненно, были мертвы! Они лежали на спине, размещенные рядами по трем сторонам комнаты, ногами к стенам (у четвертой стены, самой дальней от двери, стояли моя кровать и стул). Лица их были закрыты, но под белой тканью проступали черты двоих, лежавших в квадрате лунного света возле окна, — резко очерченные профили, заострившиеся носы и подбородки. Я думал, что это дурной сон, и пытался крикнуть, но не сумел издать ни звука, как обычно бывает во время кошмара. Наконец с отчаянным усилием я спустил ноги с кровати, пробравшись между двумя рядами закрытых лиц и двумя телами у самой двери, покинул это адское место и ринулся в комнату служащих.
Ночной портье был там. При тусклом свете другой сальной свечи он сидел за столом, пристально глядя перед собой. Он не поднялся со стула; мой неожиданный приход ничуть его не встревожил, хотя, должно быть, я и сам выглядел не лучше покойника. Тогда мне пришло в голову, что прежде я толком не разглядел этого парня. Он был невысокого роста, с бесцветной физиономией и самыми белесыми, самыми светлыми глазами, какие я когда-либо видел. Его одежда была грязно-серой; на лице отражалось не больше чувств, чем на тыльной стороне моей ладони. «Черт бы вас побрал! — воскликнул я. — Что это вы затеяли?» Я все еще дрожал, как лист на ветру, и не узнавал собственного голоса. Портье встал, поклонился и… ну, в общем, его там больше не было, — продолжил полковник извиняющимся тоном. — В тот же миг я почувствовал, что кто-то положил руку мне на плечо. Только представьте себе это, если можете! Невыразимо испуганный, я обернулся и увидел полного добродушного джентльмена, который спросил: «Что случилось, друг мой?»
Мой рассказ занял немного времени, но, прежде чем я закончил, джентльмен слегка побледнел. «Послушайте, — сказал он, — вы говорите правду?»
Я уже взял себя в руки, страх уступил место негодованию. «Если вы сомневаетесь в моих словах, я из вас душу вытрясу!» — ответил я.
«Нет, — сказал он, — я вам верю; только сядьте и выслушайте меня. Это не гостиница. Тут была гостиница прежде, но потом ее заняли под лазарет. Теперь дом пустует в ожидании нового съемщика. Комната, которую вы упомянули, служила мертвецкой, и в ней всегда было множество покойников. „Тот парень“, как вы называете ночного портье, действительно работал в гостинице, а позже регистрировал поступающих в лечебницу пациентов. Не понимаю, как он мог оказаться здесь. Он умер несколько недель назад».
«А вы кто такой?» — с трудом выговорил я.
«О, я присматриваю за домом. Сейчас я случайно проходил мимо, заметил в окнах свет и зашел узнать, в чем дело. Ну-ка пойдемте, поглядим на эту комнату», — добавил он, снимая со стола оплывшую свечку.
«Сперва я увижу, как вы отправитесь к дьяволу!» — воскликнул я и выбежал из дверей на улицу. Сэр, этот Брифитт-хауз в Атланте — отвратительное место. Не останавливайтесь там!
— Боже меня упаси! Судя по вашему рассказу, местечко не слишком уютное. Между прочим, полковник, когда все это произошло?