Серебряные фонтаны

Хьюздон Биверли

Я не смела заговорить. Я смотрела, как глаза Лео изучали ее прекрасное лицо, и, увидев в них боль, отвернулась. Выражение лица Жанетты было таким спокойным, таким умиротворенным, словно даже сейчас она скрывала перед ним свой страх и отвращение. Несмотря на то, что испытывала их всегда.

— Это было безнадежно, правда? — тихо сказал он.

— Да, — я подошла к нему. — Ты правильно сделал, что отослал ее.

— Мне больше ничего не оставалось после того, как я совершил ужасное преступление, женившись на ней, — теперь голос Лео был полон печали.

— Это

тетушки заставили ее выйти за тебя замуж. Ты не был виноват в этом.

— Нет, Эми, я был виноват, — покачал головой Лео. — Я понял это, перечитав сегодня ее дневник.

— Но...

Он прервал меня:

— Жанетта была слабой, беззащитной, у нее было только одно оружие — ее религия. Когда я прочитал ее дневник впервые, то увидел только дурные последствия ее верований — но религия давала ей и силу. Она должна была дать Жанетте силу отказать мне.

— Жанетта так и сделала, пока не узнала о ребенке... — я запнулась, но было уже поздно, и я была вынуждена договорить правду. — Тетушки уступили ей, но она упала в обморок, и тогда они выяснили, что она в тягости.

Мой голос затих при виде боли на лице Лео, но тот только сказал:

— Я догадывался, что так могло случиться.

— Но это они заставили ее, значит, ты был не виноват.

— Нет, был, Эми. Видишь ли, у католиков в случае смешанного брака есть жесткое условие, — чтобы дети смешанного союза были приведены в католическую веру, и католический священник выставляет его протестантскому партнеру еще до брака. С меня такого обещания не потребовали. Позже я понял, почему — здесь вмешались тетушки. Но в то время я почувствовал только облегчение, потому что не имел ни малейшего намерения позволять своим детям стать католиками — мне всегда казалось, что в этой вере слишком много суеверий. Но Жанетта не знала моего отношения к этому. Она считала, что такое обещание было дано, а я оставил ее в этом заблуждении, потому что боялся, что она откажется выйти за меня замуж, если узнает мои подлинные намерения. Значит, я тоже обманул ее, Эми, даже если она обманула меня. А поступив так, я отнял у нее единственное оружие, которое давало ей силу защищаться, — в голосе Лео звучала мука. — Я любил ее, женился на ней — и погубил ее.

— Нет, это без разницы, — поспешно замотала я головой. — Ей был нужен муж, как и мне... — я запнулась.

— Нет, не как тебе, Эми. Фрэнсис уже был женат к тому времени, когда ты узнала, что тебе нужен муж. Кроме того...

— Я была всего лишь служанкой, — тихо закончила я.

— Да — для него. Но отец ребенка Жанетты был свободен, и мог жениться на ней, они были ровней в социальном смысле. Его мать постепенно уступила бы, если бы Жанетта отказалась выйти за меня замуж. Тогда она могла бы выйти замуж за любимого мужчину.

Я все-таки попыталась утешить Лео:

— Но ее кузен не хотел жениться на ней — даже когда узнал, что у нее будет ребенок. Тереза написала ему, но он остался в стороне, как его просила мать.

— Боже мой! Как мужчина, может вести себя

так гнусно? — покачал головой Лео. — Нет, Эми, он был бы вынужден жениться на Жанетте, чтобы избежать скандала. Не забудь, он ведь был ее кузеном.

— Но ей было бы очень неприятно выйти замуж подобным образом. Кроме того, он был неверующим. Она была бы с ним несчастной.

— Ты думаешь, она была счастлива со мной? — взглянул на меня Лео. Мне было нечего на это ответить. Глаза Лео вернулись к статуе, к Жанетте. — А позже я усилил ее страдания тем, что отказался воспитывать Фрэнсиса в ее вере.

— Это можно понять, после того, как ты узнал, почему она боится дьяволов. Все равно, — быстро сказала я, — в конце концов, он присоединился к ее церкви.

— Да. Но слишком поздно, чтобы дать ей покой, в котором отказал я.

Я взглянула на ее спокойное лицо:

— Но что если ее вера была истинной, и она узнала об этом и стала счастлива?

— А если ее вера была ложной? — тихо ответил Лео.

— Тогда после ее смерти это не имело значения, — признала я горькую правду.

— Значит, я никогда не узнаю, правильно я поступил или неправильно, — печально сказал Лео.

Слезы застлали мне глаза, я с трудом могла разглядеть ребенка на руках статуи. Она держала на руках ребенка, как и я. Своего маленького сына, спасенного в Истоне от позора.

— Лео, ты уже поступил правильно. Ты поступил правильно, когда отправил меня в Кью, а затем женился на мне, чтобы дать ребенку имя, вместо того, чтобы выгнать меня из своего дома, — я обернулась и взглянула ему в лицо. — Ты ведь женился на мне не потому, что разговаривал со мной в парке, правда? Ты сделал это из-за нее — ради нее. Потому что я была в таком же положении, как она, и даже хуже. У меня не было никого, кроме тебя, — глядя в лицо Лео, я поняла, что угадала правду.

Лео покачал головой:

— Но прошлое искупить невозможно, не так ли? — его глаза вернулись к статуе. — Это было слишком поздно для Жанетты.

— Но не было слишком поздно для меня. А она надеялась, что это не слишком поздно и для тебя, поэтому послала мне дневник — и сообщение.

— Ах да, ее последняя просьба. Которую, ты не выполнишь, потому что я тебе не позволю. Идем домой, Эми, — он повернулся и оставил статую в покое. Глотая слезы, я пошла за ним в лес сквозь внутренний дворик и разрушенный дом. Когда мы вышли из леса, Лео задержался на мгновение и повернулся ко мне.

— Ты очень бледна, ты еще не оправилась от вчерашнего, — он потянулся ко мне, наши руки встретились и пожали друг дружку, а затем пальцы Лео ослабили пожатие. — Нелегко смотреть в лицо прошлому, правда? Спасибо, Эми, за то, что ты помогла мне успокоить призраков первой женитьбы. Но ты не можешь помочь мне успокоить призраков второй женитьбы — я должен сделать это сам, но пока не справился с этим, — ничего не ответив, я пошла рядом с ним.

— Наверное, Жанетта хотела бы, чтобы теперь ты уничтожила ее дневник, — сказал он у двери библиотеки.