Серебряные фонтаны
Шрифт:
«Хороший человек, хотя порой с ним бывает трудно». Мои мысли полетели к Лео и ко всему, с чем ему приходилось сталкиваться в госпитале — страданиям, запаху и крови. Я не могла даже заходить в такие места, не говоря уже о том, чтобы работать там, а он работал.
Заставив себя отбросить страх, я сосредоточилась на выборе содержимого для рождественской посылки Лео. Я тщательно обдумала главный подарок — так как Лео жил в деревянном бараке, а зимой было холодно, особенно ему, учитывая его немолодой возраст и то, что форма плохо подходила к его горбу, я решила сшить ему жилет под мундир. Жилет застегивался у шеи и был цвета хаки, как обычная форма, но лучше подходил к фигуре Лео, потому что был
Я не ожидала рождественского подарка от Лео, но подарок пришел, прямо из «Харродса» — пакет, в котором оказалась блестящая серебряная авторучка и золотые наручные часы-браслет. Мне было нужно и то, и другое, потому что теперь я целые дни проводила то в кабинете имения, заполняя с мистером Селби формы, то на домашней ферме, обсуждая дела с мистером Арноттом. Кроме того, как я сказала Лео в благодарственном письме, подарки были красивы.
Кажется, мои подарки понравились Лео — он ответил мне сразу же. Так же сделал и Фрэнк. Конечно, я послала посылку и ему, на случай, если вдруг ему никто ничего не пришлет. Я послала ее от имени Флоры, но ответ был адресован мне.
Спасибо Флоре за рождественскую посылку, очень признателен. У Флоры утонченный вкус на сигареты, учитывая ее нежный возраст! Хорошо провожу время с французами, будет чертовски жаль, когда оно кончится. Когда в следующий раз приеду в отпуск, то навещу тебя в Уилтшире — кажется, я обязан отплатить хотя бы этим за доброту своей тайной жены.
Всегда твой, Фрэнк.
Читая эти слова, я почувствовала прилив радостного волнения — я просто не могла сдержать себя.
После Рождества наступили хмурые, студеные дни. Мистер Тиме сказал, что не помнит такой холодной зимы. Я заказала две нательные рубашки из шерсти ламы, сказав ему, что он должен одевать их под пиджак. Когда рубашки были присланы, то оказались такими мягкими и плотными, что я немедленно заказала еще две и послала Лео во Францию — ведь там тоже было холодно. Угля не хватало. Мы получили приказ правительства не тратить его попусту, и Лео написал, чтобы мистеру Хиксу передали, что теплицы в этом году останутся нетоплеными. Он прислал целые страницы инструкций о том, что и как должно быть сделано, все они были написаны химическим карандашом. Язык Лео, наверное, неделями был лиловым от облизывания кончика грифеля. Мы с Кларой помогли мистеру Хиксу уложить горшечные розы в солому, затем он с Джесси накрыл брезентом стеклянную кровлю теплицы и оставил розы в темноте.
В наружном парке от побегов «Гарланд Розы» остались одни прутья, торчащие под темно-серым небом. Они выглядели так, словно никогда не вернутся к жизни. В село пришли еще две телеграммы — молодые мужчины Истона «вырезались и облетали», словно цветы розы зимой. Я ходила туда и плакала с матерями, а они показывали мне фотографии своих сыновей: «Он был таким хорошим мальчиком...» На следующей неделе они показывали мне письма,
Письма Лео становились короче и короче — возможно, ему не нравился вкус химического карандаша, потому что одно, написанное чернилами, было длиннее других и явно из барака YMCA. Я недоумевала, почему он не пользуется их чернилами все время. Я, как и прежде, писала в определенный день недели, но ответы стали приходить по-разному — Лео объяснил, что пишет в зависимости от того, насколько он занят. Письмо, пришедшее в начале февраля, заканчивалось припиской: «Кстати, теперь я ношу по две нашивки на рукавах, поэтому пиши на конвертах — капралу Ворминстеру».
В следующий визит леди Бартон я рассказала ей об этом, и она одобрительно улыбнулась:
— Итак, кровь Ворминстеров дает себя знать — даже в солдатах.
Спускаясь по лестнице на пути домой, она кивала на портреты генералов и называла битвы, в которых те сражались.
— Войн, Бленхейм, Квебек, Саратога, Ватерлоо, — леди Бартон подошла к последнему грозному портрету: «Артур, шестой граф Ворминстерский». — Он был в Афганистане, один из немногих уцелевших, а затем ходил в Крым. Там он подхватил тиф, поэтому не возвращался сюда до 55-го года, но высадился на берег с намерением всыпать им всем — британскому высшему командованию, а не русским — и всыпал, по общему мнению. Нелегкий был человек, рявкал на всех, а больше всего — на бедняжку Элизабет. Боюсь, что Леонидас пошел в него.
— Лео, не рявкает — если только не рассердится! — возмутилась я.
— Как ты предана ему, дорогая — прямо как Элизабет. — Когда мы спустились в холл, она сказала: — Какая ужасная зима! Бедный Джордж, как бы я желала, чтобы он не возвращался на фронт, — ее лицо внезапно стало старым и увядшим.
Я накрыла ладонью ее руку.
— Я уверена, что у сэра Джорджа все будет хорошо, леди Бартон. Он так давно служит в армии, — я на мгновение задохнулась от запаха фиалок, затем мы услышали стук мотора подъехавшей машины и звук открываемой мистером Тимсом наружной двери.
Леди Бартон обернулась ко мне.
— Кстати, этим утром я получила телеграмму от Фрэнсиса. Он напрашивается к нам на несколько дней, пока будет в отпуске, и, полагаю, заедет и сюда. Естественно, ему захочется посмотреть на девочку, — ее глаза зорко впились в мое лицо, затем она добавила: — Мы не можем иметь все, чего нам хочется, дорогая — в этом мире. Ты ведь не забудешь об этом? Ну, до свидания, а будешь писать Лео — передай мои наилучшие пожелания.
Но даже под испытующими взглядами генералов в красных мундирах я не могла скрыть свое волнение, когда бежала назад по лестнице. Просто увидеть его, просто узнать, что он невредим — этого будет достаточно.
Глава двадцать девятая
Фрэнк прибыл в Истон прямо перед вечерним чаем. Я сидела в своей гостиной с Розой, когда он вошел, розовощекий от холода и движения.
— Слава Богу, старина Джордж еще держит в конюшне одну-двух приличных лошадей, — усевшись на стул у камина, он протянул руки к огню. — Я скакал галопом всю дорогу сюда.
Я смотрела на Фрэнка, а он не сводил глаз с пляшущего пламени. Его лицо стало суше, нежность молодости уступила силе возмужания — навсегда исчез смеющийся юноша, бегавший со мною в парке. Меня забила дрожь, я спросила наудачу: