Серебряные Нити
Шрифт:
Медленно, издав мягкий, слишком мягкий и нежный шелест, дверь позади меня распахнулась. Я обернулся - сперва через плечо, а потом и всем корпусом, встретив взглядом взгляд самой прекрасной, но в то же время и самой пугающей девушки из всех, кого мне когда-либо приходилось видеть. Её тело казалось тёмно-синим из-за невероятного переплетения безумных татуировок и выжженных металлом узоров, в которых угадывались змеиные очертания и заросли какого-то неведомого растения... И, словно бы одного этого было недостаточно, весь облик незнакомки отдавал какой-то
Нет, Принцессы-Жрицы... Чего-то куда большего... И меньшего в равной степени.
Она качнулась в мою сторону тихо и плавно, словно облачко синеватого тумана, поднимая ладонь с расставленными в стороны пальцами. А я мог только смотреть на неё, смотреть в её пустые глаза, в своё отражение в них... В отражение, смотрящее на меня с той стороны двух кристально чистых зеркал человеческой боли...
То, что появилось на губах девушки, даже можно было бы назвать улыбкой, если бы она не принадлежала столь скорбной и безразличной ко всему сущности. Я был всего лишь ещё одним носителем печати страдания на её пути, ещё одним человеком, чью боль она готова была принять как свою... Вместе с жизнью, наверное.
Я закричал и отшатнулся назад. Повалился, ударившись о стену, а затем попытался закрыться единственной послушной рукой...
Звенящая тишина била в голову, оглушала, разрывала на части. В ней не было тихих вздохов, издаваемых плакальщиками, и не было шелеста юбок татуированной жрицы. Не доносилась до моих ушей и удивительная колыбельная, с наивным интересом исполняемая совсем ещё юными жрицами храма. Тишину не разрушал даже тихий перезвон жреческого посоха, как если бы я вдруг оказался в одиночестве посреди океана тишины. Как если бы Принцесса-Жрица всё же коснулась моего лица выставленной ладонью...
Отказываясь верить в это, я резко открыл глаза и, впервые за последние полчаса глубоко вдохнув, обнаружил себя в комнате Акане - то есть в настоящей, знакомой комнате с разбитым стеклянным окном, за которым не было ни тонко падающего снега, ни болезненно изломанной сакуры.
В недобром предвкушении я поднёс дрожащую левую ладонь к глазам, но неожиданно для самого себя обнаружил, что на ней не появилось ни единой новой царапины, кроме тех, что были неумело заклеены пластырем и вновь саднены древком лопаты.
Дверь напротив меня была чуть приоткрыта. И на миг мне показалось, что из-за неё послышался звук сдерживаемых шагов. Затаив дыхание, я вжался в стену и приготовился к чему угодно - после всего, что мне уже пришлось увидеть, это вышло довольно легко. Шаги приближались с каким-то холодным мерным ритмом, и через несколько секунд я
Я закричал, срывая связки, и тут же получил серьёзную, взвешенную пощёчину.
– Саюки!
– Рю встряхнул меня, точно заплаканного ребёнка.
– Саюки, это я! Слышишь?!
– Слышу, - мне не оставалось ничего другого, кроме как признать это.
– И вижу. Ну... теперь - вижу...
– Что произошло, Саюки? Расскажи, Саюки, в чём дело?
– Не надо упоминать моё имя так часто... Это не помогает...
– язык заплетался. Казалось, теперь можно было нести любую чушь, говорить вообще о чём угодно! Я вдруг почувствовал себя свободным и независимым ни от чего... Проклятый ужас ушёл, и мною вдруг овладела сводящая с ума волна облегчения.
– Саюки... что-то не так?
– А ты? Как у тебя с Миоко?
– я нервно рассмеялся, не понимая даже, что именно может так забавлять в этих словах.
Проигнорировав бессмысленный вопрос, Рю подхватил меня под руку и помог спуститься в главный зал. Легко поставил на место диван, после чего усадил на него меня.
– У тебя есть что-нибудь алкогольное?
– мрачно поинтересовался он.
– Молоко, - я снова в голос захохотал.
– Пусть это не саке, но, похоже, холодильник у меня работает слишком эффективно, и пробирает оно не хуже!
Не обращая внимания на мой истерический хохот, Рю прошёл на кухню и несколько минут искал там что-то, после чего, всё-таки остановив выбор на просроченном и ледяном молоке, вернулся в зал и хмуро посмотрел на меня. С выражением странного презрения он отпил из пакета, но, вдруг содрогнувшись, вернулся на кухню и выбросил его в мусорное ведро. Я рассмеялся вновь, пытаясь сдержать в себе отупляющий страх.
– Саюки, - Рю подошёл ко мне и опустился на одно колено напротив, заставил встретить взгляд его невыразительных глаз.
– Здесь что-то произошло, так? Что? Что случилось?
– Я нашёл "Серебряные Нити"!
– сначала я готов был пробормотать это просто так, для верности, но с упоминанием проклятой рукописи вдруг осознал, что нахожусь в довольно незавидном бреду...
– Подожди, что?..
– Рю коротко отвернулся от меня, не веря этим простым словам.
– Нет, я серьёзно, - мне вдруг стало тяжело и горестно, голос сам собой сорвался, и я продолжил уже шёпотом: - Акане не сожгла книгу. Она спрятала её на чердаке, под настилом пола. И я... Я нашёл рукопись там, полчаса назад.
– Не может быть, - Рю зажмурился, прогоняя остатки пустого волнения.
– Я думал - надеялся!
– что со всем этим покончено...
Я посмотрел на него исподлобья, снова увидев перед собой молодого редактора, только-только вступившего на свой собственный путь и вызвавшегося сопровождать меня в проклятой экспедиции. Тогда с нами пошло ещё четыре человека. Вернулось всего трое. Я, Рю и ещё одна девушка, которую после всего, что с нами произошло, заперли в психиатрической клинике без надежды на освобождение.