Серебряные осколки
Шрифт:
– Как и я, – твердо ответила она. – Мисс Дарлинг, вы не хуже меня знаете, что Теодор не столь наивен, сколь кажется. Я не прошу вас довериться мне. Но, возможно, вы сможете довериться суждению своего сына?
– Мне бы хотелось составить о вас собственное мнение, – возразила Кэтрин. – Но я точно знаю, что Тедди редко ошибается в людях. Если он полюбил вас, значит, вы этого заслуживаете.
К горлу Уинифред подступил ком. Это была одна из немногих вещей, в которых она до сих пор сомневалась – заслуживает ли она любви такого человека, как Теодор? Если
– Вы слишком добры ко мне, мэм, – пробормотала Уинифред.
Эти слова она произносила бесчисленное количество раз, но впервые почувствовала, что не лукавит.
– Вовсе нет. Мне очень нравится то, с какой смелостью вы воспитываете саму себя. Поверьте мне, это очень заметно.
Кэтрин поставила чашку на столик и сложила на коленях руки. Уинифред догадалась, что за этим последует, и до боли в пальцах стиснула резную ручку чашки.
– Скажите, могу я увидеть Теодора? – мягко спросила она.
Чтобы голос не сорвался, Уинифред машинально применила старый трюк. Вдохнула побольше воздуха и разом, на выдохе, проговорила:
– К сожалению, его сейчас нет, мэм, он вышел прогуляться.
– Так поздно? – Мисс Дарлинг растерянно свела брови. – Что ж… По крайней мере, он сказал, когда вернется?
– Нет, мэм.
Уинифред снова набрала воздуха, но на этот раз голос прозвучал тонко:
– По правде говоря, мы с ним немного повздорили.
Кэтрин слегка улыбнулась и поднесла ко рту чашку.
– Вот как? Что мой негодник натворил в этот раз?
Значит, она совсем не сердится на Уинифред? Впрочем… судя по тону, она и Теодора-то журит скорее в шутку. В том, как Кэтрин произнесла «мой негодник», было столько искренней материнской любви, что Уинифред даже растерялась.
– Почему вы думаете, что он виноват в нашей ссоре? – спросила она и сама не заметила, как подпустила в голос вызов. – Это моя вина.
– Я всегда учила Тедди, что в ссоре стоит винить обоих. – Кэтрин пожала плечами. – К тому же, зачем вы упомянули о размолвке, если не хотели, чтобы я приняла вашу сторону?
Уинифред снова обнаружила, что не находит слов. В рассудительной ласке мисс Дарлинг была та же простая искренность, что и в Теодоре, и Уинифред почувствовала себя не просто обезоруженной – раздетой донага.
Может, в этом и был секрет? Может, для того, чтобы перестать чувствовать себя виноватой, ей всего лишь нужно было сказать правду?
– Нет, это я его обидела, – торопливо, чтобы не струсить, отозвалась Уинифред. – Потому что он хотел вернуться домой к… – она подавилась словом, – к вам. А я боялась встречи с вами.
Кэтрин совсем не выглядела обезоруженной. Она даже не удивилась. Только улыбнулась и потянулась к столику, чтобы пальцами отломить кусочек приготовленного Лаурой тминного кекса.
– Вы боялись встречи со мной? Почему же?
– Потому что я не подхожу ему.
Теперь мисс Дарлинг действительно удивилась.
– Не подходите Тедди? Это он так сказал?
– Конечно же нет! Но я уверена, что он это понимает, мэм.
– Уверена,
На этот вопрос у Уинифред был давно готов ответ.
– На все, что угодно. Просто… позвольте мне оставаться рядом с ним. Прошу вас. На любых условиях.
Кэтрин помрачнела. Она опустила отломленный кусочек кекса на блюдце и отряхнула пальцы. Жест был совсем не возвышенный, но в ее исполнении казался утонченным, изящным.
– Мы все получаем то, чего, как нам кажется, заслуживаем, – медленно произнесла она. – Вам кажется, что вы не заслуживаете Теодора, поэтому вы боитесь требовать, боитесь просить. Я сама совершала ту же ошибку когда-то. – Она грустно посмотрела на девушку. – Нам всегда кажется, что если мы просим чего-то – в нашем случае того, чтобы нашу любовь признали важной, нужной, – мы вынуждаем любимых пойти на отчаянный шаг. В действительности же мы просто… выбираем условия, на которых нашу любовь наконец признают. Без этих условий нами можно помыкать как угодно.
– Когда вы говорите «мы», вы имеете в виду…
– Женщин. И вас, и меня. Не думайте, что я всегда встаю на сторону Тедди только потому, что он мой сын. Если бы он позволил себе бесчестно с вами обойтись, я бы отреклась от всего, что нас связывает.
Уинифред захлестнуло облегчение. Все-таки Лаура оказалась права – Теодора не могла воспитать другая женщина. На миг Уинифред даже ощутила к нему зависть – хотелось бы и ей иметь такую мать, как Кэтрин.
– Что же мне делать? – прошептала она, опасаясь взглянуть на мисс Дарлинг.
– Уверена, вы, как никто, способны принять решение самостоятельно.
Потянувшись вперед, Кэтрин накрыла своей ладонью изувеченные пальцы Уинифред. У нее были худые руки с тонкими теплыми пальцами – самые обычные женские руки, но от одного их ласкового прикосновения на глаза Уинифред навернулись слезы.
– Но могу дать вам совет, – продолжала Кэтрин. – Не бойтесь говорить о том, чего вам хочется. Пока вы молчите, вами способен воспользоваться любой. Не позволяйте никому использовать вас, даже моему сыну.
Уинифред сглотнула. Конечно, мисс Дарлинг права, но облечь желание в слова – сложно.
– Я хочу никогда не расставаться с ним, – помедлив, сказала Уинифред.
Кэтрин с будничной улыбкой похлопала ее по руке и вновь занялась кексом.
– Тогда скажите ему об этом, – посоветовала она.
– Я боюсь. Мне кажется, я требую слишком многого.
– А это уже не вам решать. Позвольте ему об этом судить. Поверьте, ему полезно время от времени брать на себя ответственность.
Уинифред прыснула и тут же умолкла, ошеломленная собственным смехом. Она и не заметила, в какой момент страх ушел, оставив чувство растерянности – неужели Кэтрин Дарлинг и ее сумела очаровать? Спокойная, рассудительная, но в то же время до странного покладистая и смешливая – она отличалась от той женщины, какой воображение рисовало ей мать Теодора.