Серебряные звезды
Шрифт:
Маруся встала из-за стола и сказала:
— Нехорошо ты вчера сделал. Даже не попрощался. Подруги были удивлены.
Я смутился. В этот момент, к счастью, зазвонил телефон. Маруся взяла трубку.
— Сколько? — удивилась она. — С ума можно сойти. Нет, не могу. У меня только один путь.
Потом она наклонилась над столом и начала что-то поспешно записывать. Я понял, что речь идет о том, чтобы пропустить больше поездов через станцию Варшава-Гданьская. Посмотрел на записку и увидел, что проехало уже восемьдесят поездов. Маруся положила трубку и села на стул.
Я подумал,
— Маруся, помоги мне, — сказал я. — Задержи на десять минут поезда, дай возможность взорвать этот проклятый пролет моста. Скажи, ты можешь сделать это для меня?
Маруся подняла голову и беспомощно посмотрела на меня.
— Не имею права. Понимаешь? Не имею права.
— Маруся! Пойми, что через минуту-другую саперы заложат взрывчатку. Ты знаешь, что может произойти? Первая же искра из какого-нибудь твоего чертова паровоза попадет на капсюль — и все мы взлетим на воздух. Ты должна задержать поезда в Праге, на Западном вокзале и Влохах.
Маруся продолжала повторять, что не имеет права делать этого.
Я вернулся на виадук. Сержант Сикора вскочил на ноги.
— Докладываю: пролет заминирован. Осталось вставить взрыватель. Станцию минеров я устроил в блиндаже.
Я был изумлен: так быстро! Хотелось обнять его, сказать что-то приятное саперам.
— Ну что, согласилась она задержать поезда? — спросил он вдруг.
Я махнул рукой и сказал солдатам, что капитан не может приостановить движение поездов, и поэтому мы вынуждены ждать подходящего момента. Как долго — неизвестно. Я присел рядом с саперами на почерневший от сажи снег и стал смотреть на них. Они сидели поникшие, подавленные. Взгляды их были устремлены на обрушенные пролеты виадука. Все курили.
— Это ничего, ребята, — сказал я, вставая. — День, когда мы устраним этот пролет, будет нашим праздником. Мы первыми начнем восстанавливать Варшаву. Этот виадук приблизит нашу победу, восстановление столицы и возрождение нашей страны. — Я замолк. После небольшой паузы добавил: — Рубанем этот пролет сегодня!
— Конечно! — послышалось в ответ.
— Что же касается поездов, то мы задержим их сами, саперским методом.
Четырех саперов — Ваврышука, Вегеру, Миколайчика и Дудека — я послал с ракетницей вдоль идущих на запад и восток путей. Помимо ракет посоветовал им взять с собой красные флажки. После сигнала двумя красными ракетами они должны были приостановить движение поездов.
— В случае чего стрелять ракетами под паровоз. Сигнализировать об опасности до тех пор, пока не остановится. Ясно?
Четверка пошла. Нескольких саперов, в том числе Ногаля и Климчука, я оставил при себе. Остальным приказал поставить взрыватели и охранять взрываемый объект. Сам же взобрался на развалины, откуда были далеко видны бегущие пути и даже часть кладбища на Повонзках с башней костела.
Когда саперы с ракетницами дошли до указанного места, я побежал туда, где саперы устанавливали заряды. Я должен был как можно быстрее предупредить о своем намерении, чтобы защитить окна.
Маруся была удивлена нашим неожиданным
— Не сердись, дорогая, но сейчас я здесь командую. Сейчас мы громыхнем. Вы должны заложить окна и укрыть людей в убежище. Это займет не так много времени.
Маруся не знала, что сказать.
— Было бы лучше, если бы ты помогла нам. Но теперь уже поздно. Решение принято. Понимаешь, товарищ капитан?
Маруся покраснела и крикнула:
— Я буду писать рапорт!
Она топала ногами, бросала телефонные трубки. Я пытался было успокоить ее, но потом решил, что разумнее сейчас оставить ее. А тем временем капрал Ногаль и другие саперы бегали по залам, вынимали оконные рамы и осторожно ставили их у стен. Постепенно Маруся успокоилась.
— Маруся, надо укрыться в убежище.
Она отрицательно покачала головой.
— Нет! Я на посту и никуда не пойду отсюда.
Я направился к ней, но она взглядом остановила меня:
— Нет!
— Ну и упрямая же ты, — сказал я и вытер платком мокрый от пота лоб.
Мог ли я предположить, что она так усложнит дело? Я еще раз сказал ей, что две красные ракеты явятся сигналом для взрыва разрушенного пролета.
— Не подвергай себя опасности! — крикнул я и побежал в сторону насыпи. Вскарабкался по обледеневшему склону и, тяжело дыша, стал смотреть, не видно ли паровозного дыма.
Дыма не было. Ветер уносил только белые хлопья снега.
Запыхавшийся, я влетел в убежище и присел на испачканные сажей кирпичи. Рубашка прилипла к телу. Сердце бешено колотилось. Тишина мертвая. Слышно даже дребезжание телефонов на вокзале. Тишину нарушил голос капрала:
— Надо наблюдать за путями.
Я укрепил подрывную машинку на колене и попытался вставить в нее ключ. Руки у меня дрожали. Вдруг две красные ракеты зашипели вверху, описывая дугу над виадуком. Я собрался с духом и повернул ключ. Раздался взрыв. Виадук взлетел на воздух. Со всех сторон посыпались обломки бетона и железа.
Когда все стихло, я выбежал из блиндажа. Со всех сторон к месту взрыва спешили с лопатками и кирками саперы. А я, стыдно признаться, в первую очередь посмотрел в сторону вокзала и остолбенел: там виден был только взвившийся высоко вверх дым. Вокзала не видно.
Бегу что есть мочи. Издалека вижу, что дом стоит, только штукатурка осыпалась, и поэтому поднялась пыль.
Влетаю. Прислушиваюсь. Никого.
— Выходите из убежища! Тревога окончена! — кричу во все горло.
— Сумасшедший! Чего кричишь? Не видишь, что я здесь!
Оглядываюсь, но из-за пыли не могу понять, откуда идет этот голос. И вдруг вижу: Маруся сидит за столом с телефонной трубкой в руке, вся белая от пыли. Только глаза ее — горящие угольки — смеются.
Сапер Стуй, склонившись над головкой ракетного снаряда, долго изучал взрыватель. Рука сапера, опиравшаяся на рукоятку лежавшего на земле молотка, дрожала. Я заметил это, когда после долгого изучения снаряда поднял голову, чтобы найти в траве молоток.
— Чего пялишь глаза? — со злостью крикнул я, поправляя сползшую на глаза шапку.