Серебряный блеск Лысой горы
Шрифт:
Шербек, покусывал губы, остался на берегу реки в ожидании других отар. Да, виноват он сам! Когда недовыполнили план по шерсти, он, послушав Ходжабекова, остриг всех козлов-вожаков. Говорил ведь тогда Бабакул-ата: «Что даст тебе шерсть десяти-пятнадцати козлов? Будь разумен, сынок». Но он не послушался. Теперь приходится расплачиваться за это. Потеряв свою многолетнюю одежду, тонкокожий козел, как только дождь или буран, начинает бегать в поисках укрытия. Вот и сегодня было так же.:
— Если бы ты не успел, погибло бы много овец, — сказал Бабакул. — Отара испугалась твоего выстрела и повернула назад. А тут подоспел
«Бабакул-ата, наверно, успокаивает меня», — подумал Шербек.
В ушах его все еще звенело. Снова, как пропеллер, начал крутиться над ним потолок юрты...
На пастбище Туя-Уркач прискакали два всадника на взмыленных лошадях.
Шербек проснулся от топота копыт и чьих-то голосов. Как будто вместе с ним проснулась боль во всем теле. Он открыл глаза. На пороге стояла Нигора. Мгновенно промелькнуло воспоминание о вчерашнем разговоре с Акрамом.
«Ведь дошла сюда, не сломав каблуки», — как будто говорила всем своим видом Нигора. Шербек зажмурился.
— Хорошо, что на свете есть эта девушка-врач, — сказал, входя в юрту, Суванджан. — Главный врач заявил: «Нет у меня людей посылать туда. Привезите больного сюда, посмотрим». Тогда я вскипел: «Если бы он без помощи врача смог прийти сюда, то обошлись бы без вашего совета». Он говорит одно, я — другое. Во время скандала из больницы вышла она... — он кивнул в сторону Нигоры.
— Пусть жизнь твоя будет вечной! — обращаясь к Нигоре, сказал Бабакул, скрестив руки на груди. — Беда-то какая! Ведь он полетел с лошади.
Румяное лицо старика как зеркало отображало его заботливое сердце.
— Сын мой, ты присмотри за отарой, а я помогу доктору, — сказал Бабакул, опускаясь на колени у ног Шербека.
Суванджан, не спускавший глаз с Нигоры, неохотно встал с места и, надев войлочную шапку, вышел.
Прежде всего Нигора попыталась снять с Шербека сапоги. Но щиколотка и пальцы так сильно распухли, что сделать это было невозможно.
— Придется разрезать, — Нигора посмотрела в сторону Бабакула.
Старик стремительно вытащил нож, разрезал голенища и снял сапоги с ног Шербека.
— И брюки разрежьте до бедра.
Когда брюки были разрезаны, обнажилась большая рваная рана на ноге. Нигора достала из санитарной сумки пузырек со спиртом и, намочив кусочек бинта, протерла вокруг раны.
— Теперь разрежьте рукава, — так же спокойно распорядилась она.
Бабакул по просьбе Нигоры нашел доску, расколол ее на куски и почистил, как сказала Нигора. Вдвоем они перевязали сломанную руку Шербека, не обращая внимания на его стоны.
Закончив перевязку, Нигора подумала: «Сюда не доберется ни машина, ни телега, а на лошади сможет ли он ехать?»
Словно прочитав ее мысли, Шербек сказал:
— Ничего, смогу.
Сказать-то сказал, но пока добрался до кишлака, совсем измучился. Когда его положили на постель, он даже не пошевелился.
Каждый вечер в больницу приходила мать. Встречая перед уходом Нигору, она спрашивала:
— Заживет ли рука моего сына? Не останется ли он калекой?
— Сын ваш будет даже здоровее прежнего, — успокаивала ее Нигора.
Шербек каждый день с нетерпением ждал прихода Нигоры. А когда она появлялась, он мучительно думал, что, наверное, она все еще помнит его язвительные слова. Но было похоже,
Как-то Нигора делала обход больных с опозданием. Шербек заметил, что она чем-то очень расстроена.
— Что с вами? — спросил Шербек, когда Нигора подошла к нему.
— Ничего, просто так, — глаза Нигоры наполнились слезами. Из рук выпал термометр. Она быстро наклонилась и стала собирать осколки, а когда поднялась, то уже взяла себя в руки.
— Разбился, да? — сочувственно спросил Шербек.
— Новый будет, — Нигора заставила себя улыбнуться и быстро вышла из палаты.
Шербек провожал ее недоуменным взглядом, В открытой двери мелькнули полы халата и мгновенно исчезли. Шербек мысленно следовал за ней: вот она подошла к кабинету главврача, вот сейчас взялась за ручку двери. Нет, не остановилась. Шаги все удалялись, удалялись... Шербек удивился: может быть, чем-нибудь обидел ее?!
Глава вторая
После собрания Ходжабеков потерял покой. Когда он сидел в своем кабинете, кресло обжигало его, а когда выходил на улицу, будто кидался в пропасть. Вчера он еще раз внимательно прочитал решение собрания. Там не было ничего такого, что задевало бы его самолюбие, и все-таки ему казалось, что его достоинство оскорблено. Перед глазами снова и снова вставал полный зал народу, представители из района. Он понимал, что мстить — низко, но этой болтушке, которая лезет не в свои дела, ему очень хотелось отомстить. Конечно, критика и самокритика — это движущая сила. Но кто любит критику? Вот он раньше занимал ответственные посты. Когда направили в Аксай, это его огорчило, но потом он подумал, что покажет себя и добьется почета: ведь ордена и золотые медали чаще всего дают колхозникам. А теперь он видит, что этому не бывать. Его авторитет в Аксае так мал, что против Нигоры никто и не выступил на собрании. Ходжабеков бросил недокуренную папиросу и оглянулся. Улица была пустынна, только сзади шла из школы девочка с туго набитым портфелем. Черты лица этой девочки напомнили ему Нигору.
Хоть бы дома его поняли и разделили его горе! Когда он открыл дверь своего дома, Якутой сидела перед большим зеркалом и прихорашивалась. Она была так поглощена этим занятием, что даже не взглянула на мужа. И только когда обожгла стебелек чеснока и стала красить брови, то увидела в зеркало, что вошедший муж бессильно опустился на курпач — узкое ватное одеяло, разостланное возле двери.
— Мой бек, поедем сегодня в театр? — закручивая волосы на висках, Якутой повела глазами в сторону мужа и кокетливо улыбнулась.
Ходжабеков, схватив пуховую подушку, кисло посмотрел на жену.
— Я вам жена, а не прислуга. Я вышла за вас замуж, чтобы весело жить! Эй, посмотрите на меня! — сказала Якутой, повернувшись к нему. — Чем я хуже Салимы? Через день они ездят в город в театр. Если у нее муж председатель сельпо, то у меня муж, как ни говори, председатель колхоза.
Подпрыгивая, как мяч, Якутой приблизилась к мужу.
— Послушайте меня, — дернула она мужа за рукав. — О каких женщинах вы думаете?
— Замолчи же! — Ходжабеков оттолкнул жену, она попятилась и опустилась на пол посреди комнаты. Черные глаза ее теперь были полны злости.