Серебряный блеск Лысой горы

Анарбаев Суннатулла

Нигора зачарованно смотрела на горный тополь.

— Говорят, что русская береза красивая. А наш тополь разве хуже?

Шербек рассмеялся.

— Нет, одно дерево лучше другого. И вообще не бывает некрасивых деревьев.

— Я люблю каждое зеленое дерево.

— Жаль.

— Почему?

— Потому, что я не родился деревом.

— Хорошо, что не родились деревом, а то как бы мы поехали вместе... Помните наш уговор?

— Конечно, моя Нигора, сначала в Москву, потом в Ленинград. Я уже посоветовался с Зухрой Каримовной. Говорит, у

вас ведь отпуск, конечно, поезжайте.

— Какой вы хороший! — Нигора взяла ладонь Шербека и приложила к своей щеке. — Посмотрите, как горят. Сколько радости в один день... Боюсь, Шер, чтобы сердце не разорвалось от радости!

— Счастье мое... — прошептал Шербек.

Нигора не слышала. Она все держала руку Шербека у своей щеки и, глядя на вершину Лысой горы, думала о своей давнишней мечте.

— Доедем до Москвы — и прежде всего к Ленину... Так как... так как... Почему — вы сами знаете...

— Понимаю, Нигора. Какой-то азиат со смуглой кожей из племени чабанов, внучка какого-то бедного ремесленника... Если бы не Ленин, им бы не только Москвы, но и счастья не видать.

— Потом спектакли Большого театра... «Борис Годунов», «Лебединое озеро», «Бахчисарайский фонтан». Все посмотрим, да?

— Обязательно, милая!

— Не забудем Третьяковки, Пушкинского музея.

— В Ленинграде Эрмитаж... Русский музей... Фонтаны в Петергофе...

— Все это будет?

— Все это обязательно будет, радость моя!

Нигора вдруг быстро притянула к себе за шею Шербека, чмокнула его в одну щеку, потом в другую и, раскинув руки, словно крылья, бросилась навстречу ветру. Шербек кинулся за ней.

— Смотрите, сядешь — и с головой прикроет трава. Здесь только в прятки играть. Если спрячусь — до вечера не найдете! — крикнула, задыхаясь от бега, Нигора.

— Вас? В один миг найду.

— Не найдете!

— За одну десятую секунды!

— Ой, и выдумщик же вы! О таких в дастане знаете, что написано?

Видишь, как свисают у него усы! Хвост не так пушист бывает у лисы, Длинной нет такой девической косы! Мыши забрались однажды в те усы, Поселились там — пошел от них приплод, Выследил мышей один проворный кот — И в усах за ними гнался целый год...

Оба захохотали.

Они готовы были сейчас смеяться чему угодно, смеялись от радости, переполнявшей их. Они были пьяны от запаха трав, диких горных цветов, от обилия красок, разбросанных на горах, пьяны от дыхания наступившей весны.

— Ну-ка, обернитесь вон к той горной алыче и закройте глаза, — попросила Нигора. — А теперь считайте до десяти... Нет, до двадцати!

— Раз, два, три...

Нигора бросилась в кусты, потом метнулась в ельник.

Шербек открыл глаза. Деревья, кусты и травы вокруг словно еле сдерживались, чтобы не расхохотаться.

На ветке цветущей дикой черешни сидела галка и кричала: «Не найдешь!» Шербек, заметив примятую траву, улыбаясь, пошел по следу. Вон с густой ели поднялась стая скворцов. Может, Нигора их подняла? Шербек пригнулся и тихонько приблизился к дереву, заглянул за большой валун. Нет! Двинулся дальше, по пути собирая колокольчики. Вскоре в руках у него был красивый букет. А Нигоры нет! Прошел сквозь кустарник, обогнул огромные, с дом, камни. Поднял стаю воробьев, перепугал ящерицу, но Нигоры нигде не было. Прошел сквозь лес диких яблонь, которые росли от одного корня, и увидел большой куст шиповника. «Только там», — решил он. Сдерживая дыхание, на цыпочках приблизился, обогнул куст, зашел сзади, чтобы отрезать Нигоре отступление. Нет, опять нет! Тишина, даже кузнечик перестал верещать. Но он же чувствует, что Нигора где-то здесь! Шербек уже хотел закричать: «Сдаюсь!», но вдруг его взгляд упал на скалу, стиснутую в ущелье Холодного родника. На той стороне скалы шумит на ветру рябина. Она должна быть там! Ведь не может же Нигора не заметить красоты этого дерева! И потом — это его любимое дерево, и она должна почувствовать... Почувствовать это...

Из-за скалы мелькнул краешек платья. Шербек чуть не рассмеялся: ветер подвел Нигору! Он осторожно стал приближаться. Вот сейчас ступит на черный с прожилками мрамор, затем прыжок — и путь Нигоре будет отрезан. Но только приготовился прыгнуть — из-под ноги выскользнул камень, и Нигора, как испуганная серна, вскрикнула, метнулась и попала прямо в объятия Шербека. В ущелье Холодного родника раздался молодой, радостный смех.

Нигора попыталась выскользнуть, но в этот момент шея ее коснулась губ Шербека. Словно ток прошел по всему телу. Озорная улыбка слетела с уст. Нигора почувствовала, что от горячего дыхания Шербека она горит, в висках стучит кровь... Нет, в этот раз Нигора не оттолкнула Шербека. Ее руки слабо обвили его крепкую, мускулистую шею. Шербек жадно целовал Нигору, будто не видел ее целую вечность. О-о! Как хорошо жить! Как сладко, когда ты любишь и любим! Она в его объятиях, и кажется, что откуда-то доносится приятная, тихая мелодия. В этой мелодии будто слились и серебряный звон Холодного ручья, и шепот деревьев, и прохладное дыхание этих голубых гор...

— Слышите? — прошептала Нигора.

— Что? — Шербек оглянулся.

— Послушайте-ка...

Шербек прислушался. И правда, откуда-то снизу доносилась музыка.

— Свадьбу-то начали без нас!

Они подошли к краю горы и остановились. Внизу лежал Аксай. Глиняные дувалы, сады, крыши домов. Во дворах пышно расцвел урюк. В садах, окрасив все в фиолетово-розовый цвет, зацвели персики. Вон там — мост через Аксай, прямая центральная улица кишлака. На той стороне улицы — клуб. За клубом из сада поднимаются струйки дыма. Шербек одной рукой осторожно обнял Нигору за плечи, а другой показал на поднимающийся дымок:

— Это кипит казан тоя.

1957-1961 гг.