Серебряный блеск Лысой горы

Анарбаев Суннатулла

Кузыбай вспыхнул.

— Эх, видно, никогда не освободиться мне от ваших насмешек, Туламат-ака, — сказал Кузыбай, протягивая нож.

— Вот так. А теперь скажу я вам всем — никогда не будьте похожими на Ашира Рыжего. Недавно, когда был в Ташкенте, встретил его случайно. Интересно получилось...

— А вы не схватили его за шиворот и не потребовали, чтобы заплатил за колхозное добро? — спросил повар.

— Растерялся... Еду я в трамвае в старый город на базар. Назаров просил, чтобы я купил чустскую тюбетейку и бекасамовый халат жениху. Чувствую кто-то толкает меня и протягивает руку. Калоши на босу ногу, белые штаны, а лицо... Ну, вылитый Ашир. Только кругленький такой, жирненький, и борода рыжая. Показывает молча на

руку, а другой бороду поглаживает. Посмотрел я на него и спрашиваю: «Э-э, постой, с каких это пор ты стал немым?» Ашир как подскочит! Пока я опомнился, он уже спрыгнул с трамвая и скрылся. Городские женщины, оказывается, сердобольные, как накинутся на меня! Одна говорит: «Ходит себе немой. Просит, ну и что же? Что вы, милиция, что ли?», а другая поддерживает: «А если бы попал под трамвай?» Пока я объяснял им: мол, дорогие гражданочки, дело-то обстоит не так, а вот так, — они выбили своим гвалтом все мои мозги. И в тот же день, ну, надо же, на базаре, возле Соборной мечети, повстречал Якутой. Продавала поношенный китель и брюки Ходжабекова. Наверно, заметила меня, потому что вдруг исчезла.

— Эх, дожила, а? — сказал кто-то.

— Новый муж не мог прокормить, что ли? Говорят, он спекулянт, который в Сибирь возит фрукты, — со злостью сказал повар.

— Что он, дурак, что ли? Кончилось добро, что выкрали у Ходжабекова, он и пустил ее на все четыре стороны! — сказал парень, заваривая чай в очередную партию чайников. — Летун! Знаю его. Даже чай пил в долг!

— Так ей и надо, — сказал Кузыбай.

— А ну-ка, эй! Смотри, как расселись! Поживее шевелись, а мне еще надо в клуб сходить, — прикрикнул Туламат.

Когда он вошел в просторный зал, подруги Нигоры уже убрали праздничный стол.

— Ну-ка, старшой, найдите, чего не хватает на нашем столе? — бойко выпалила Салима.

Туламат, остановившись у порога, только и сказал: «Ну и молодцы!» Он пробежал глазами по разнообразным ароматным закускам, по игривому мусалласу в бутылях, расцвеченных лучами солнца. «Чего же не хватает?» — думал он, поглаживая свои пышные усы, и, когда из сада в зал ворвался пряный запах шашлыка, сказал себе: «Нашел!»

— Хех! Сестренка! Пока Туламат жив, на тое не будет недостатков! Как только придут гости — появится и то, чего не хватает.

— Что появится?

— Как что! Кавардак из свежего мяса, шашлык, с которого капает шипящее сало, душистая самса...

— Э, дай бог вам долго жить, — рассмеялась Салима. — Я про одно, вы про другое. Букета нет... Букета!.. Для жениха и невесты!

— Ха, так и сказала бы, — Туламат прищурил один глаз, почесал в затылке. — Весна только началась. И цветы-то только раскрылись.

— Какая же свадьба без цветов! Тогда нужно привезти из города.

— Умываться, что ли, будем цветами, сестренка? Хватит и того, что есть. А разве подснежник и иксилирион не могут заменить роз?

— Лучше эти, чем ничего. Все-таки...

— Где ваши помощники?

— В бильярдной.

На застекленной террасе два подростка кружились вокруг бильярда.

— Ну-ка, ну-ка, дай-ка мне, — сказал Туламат.

Он взял кий и с первого удара загнал шар в угловую лузу. Потом еще один шар в середину.

Ребята были в восторге.

— Какие шары вы берете, Туламат-ака! Вы, оказывается, мастер!

Затем, осмелев, стали просить:

— Сыграйте с нами партию.

Туламат, поглаживая усы, проговорил:

— Эх, вы, воробьи, собрались со мной играть! Смотрите, чтобы с вами не случилось то, что с чемпионом Казахстана!

— А что случилось с чемпионом Казахстана? — пристали ребята.

— Недавно поехал я в Ташкент на соревнование по борьбе. Смотрю: один казахский палван дает всем прикурить не в борьбе, а на бильярде. Никого нет, чтобы вступить в схватку. Я и говорю напропалую: «Давай со мной». Как начал он играть, как полетели со свистом шары! Рядом народ толпится. Крики. Забил он пару

шаров. Вижу: проигрываю. Снял халат, перетянул потуже поясной платок и начал. Щелк в одну лузу, щелк — в другую. Хо, думаете, Туламат спустит! Каждый раз, как забью, казахский палван качает головой и восклицает что-то по-казахски: «Тувв, карамат! Найзагай!» Все хлопают, кричат, и не говорите. Выиграл я три партии подряд. А потом про себя подумал: «Тувв, карамат» — это понятно: он удивлен, но что за слово «найзагай»? Поехал на такси в библиотеку Навои, взял казахско-узбекский словарь. Долго перелистывал. Наконец нашел. «Найзагай» — это значит «гром и молния». Оказывается, он говорил: «Чудеса! От его громовых ударов шары летят, как молния!» Вот! И вы еще собираетесь со мной играть! А за то, что в рабочее время торчите в бильярдной, вам административное взыскание. Искупить свою вину можете только одним: найдите цветы! Срок — два часа. Поднимитесь в горы, осмотрите склоны, загляните в сады, спросите у людей — короче, делайте, что хотите, но без букета не возвращайтесь!

— Можно, если иксилирион?

— Ладно.

— А подснежник?

— Ладно.

— Одуванчик?

— Фиалки?

— Колокольчики?

— Цветы алычи, черешни? — перебивая друг друга, чирикали ребята.

— Ладно, что ни называется цветком — все тащите. Плохих цветов весной не бывает.

Туламат возвратился в зал, и в это время послышался сигнал автомобиля. Глянул из окна — стоит всем известная «Победа» секретаря райкома. За ней — автобус. Из «Победы» вышла Зухра Каримовна с огромным букетом цветов. А из автобуса стали выходить музыканты. Тут и трубач и флейтист. А вон тот, рыженький паренек, — Туламат его знает, — мастер игры сразу на двух бубнах. Завидев дорогих гостей, Туламат засуетился, подумал, выходя навстречу гостям: «Хорошо, если бы Шербек сам встретил. И куда он пропал, этот жених?»

Да, в этот момент бесполезно было искать Шербека в кишлаке. Они с Нигорой договорились, что в день свадьбы с утра пойдут в горы собирать цветы. В этот день Шербек поднялся ни свет ни заря и вышел во двор. Оказывается, ночью прошел дождь Деревья и трава еще хранили на себе влагу, воздух был сырой и прохладный. Шербек невольно поежился. Одевшись в светлый весенний костюм, он поспешил в условленное место — к подножью Холма борьбы. Там он будет ждать Нигору. Но ждать ему не пришлось — вдалеке он увидел ее атласное платье, пылавшее, как пламя на ветру. Шербек не выдержал и побежал навстречу. Нигора тоже, видимо, заметила его, поэтому пустилась бегом напрямик. Пять шагов... три шага... Наконец! Нигора подлетела, как птица, и бросилась в объятия Шербека. Положила голову ему на плечо, подняла сияющие глаза.

— Соскучилась, — прошептала она.

Шербека охватило какое-то еще неведомое чувство, глаза его наполнились слезами.

— И я тоже...

Взявшись за руки, не отрывая друг от друга сияющих глаз, они поднялись в горы. В этот момент выглянуло солнце. Вершина Лысой горы засверкала серебряным блеском. Она видна и из кишлака и из далекого города. Выше, величественнее всех вершин! Сверкающая, как мечта; таинственная, как будущее.

Обнявшись, они замерли, встречая восход. Солнце поднималось все выше, и казалось, что большего счастья уже не может быть. Шербек вдруг подхватил на руки Нигору и побежал навстречу солнцу, выплывающему из-за Лысой горы.

— Любите? — прошептала Нигора, задыхаясь от нахлынувшего чувства.

— На всю жизнь!

Нигора потихоньку соскользнула с рук Шербека и встала рядом. Сейчас, как никогда, она чувствовала расцвет природы: словно само солнце рассыпалось по зеленым полям — сколько цветов! Бабочка, взмахивая белыми крыльями, перелетает с одного цветка на другой. Прямо над ними, разрезая грудью воздух, беззаботно заливается жаворонок. Белесая кожа тополя у тропинки сверкает на солнце, а мелкие его листочки — голубые с одной стороны и серебряные с другой — резвятся на ветру.