Серебряный единорог
Шрифт:
Аюров вышел из храма просветленный.
– Куда теперь едем, штурман? – спросил Меркурий.
– В Нижний Цасучей. В поселке свернем на развилке, потом…
– Я знаю дорогу, – перебил Кузьмич, – в семьдесят девятом ездил на Онон, на рыбалку, таких хариусов там наловил, – он умиленно улыбнулся, – полена с лопату!
– Хариус повкуснее селедки. Что-то я проголодался. А не перекусить ли нам в райцентре? – предложил Анатолийский. – Как здесь с общепитом, Цырендаши? Есть ли антрекоты в ресторанах?
– Однахо, вкуснее позы* в кафе.
– Веди,
«Москвич» пересек окружной центр, свернул направо на мост и подъехал к вагончику с вывеской: «Кафе «Дулма».
– Оригинально! – воскликнул Меркурий. – Напоминает столыпинский вагон. Посетителей обслуживают метрдотель в форме жандарма и официанты в кандалах. Иностранцы были бы в восторге. Как переводится «Дулма»?
– Это женское бурятское имя, означает: «Мать-спасительница».
– Вот это название, я понимаю! Не то что какая-то там «Ромашка» или «Березка».
Горячие позы оказались действительно вкусные. Меркурий, обжигаясь, быстро умял четыре штуки. Цырендаши и Кузьмич ели медленно: сначала надкусывали позы, выпивали сок и только потом добирались до мяса.
– А нет ли здесь жульена? – спросил не насытившийся Анатолийский, прихлебнув чай с молоком.
– Жулья сейчас везде хватает – ответил Кузьмич с полным ртом.
Меркурий захохотал, расплескав чай на клеенку.
– Жюльен – это тушенные в майонезе грибы и мясо, – пояснил Цырендаши Кузьмичу. – Французское блюдо, подают маленькими порциями.
– Да ты настоящий гурман, амиго, – удивился Меркурий.
Сытые путники вышли из кафе и уселись в «Москвич». Кузьмич завел машину и привычно посмотрел в боковое зеркало. Зеркала не было.
– Сперли зеркало! – запричитал пенсионер. – Я говорил, что жулья везде хватает. Вот сволочи!
– Издержки экспедиции, – произнес Меркурий. – Цырендаши, запиши десять рублей в непредвиденные расходы.
– Каких десять? – возмутился Кузьмич. – Зеркало одиннадцать рублей стоит.
– Штурман, добавь рубль в пенсионный фонд Кузьмича.
Желтый автомобиль выехал из поселка и затрясся на асфальтированном шоссе, ведущем в гору. Выбоины чередовались со вздутиями в асфальте. «Москвич» трясло, словно больного в приступе эпилепсии.
– Прекрасная трасса для ралли Париж – Дакар! – воскликнул Анатолийский. – До финиша доедут единицы.
– Дальше, однахо, будет похуже, – сказал Аюров.
– Кузьмич, вы слышали? Сейчас у вас отвалится второе зеркало, а заодно и глушитель с бампером.
– Это у иностранных финтифлюшек отвалится. «Москвич» – машина крепкая. Нашенская.
После пологого подъема дорога пошла на спуск. Кочек стало больше. Автомобиль петлял по шоссе, словно заяц. Меркурий и Цырендаши болтались в салоне, как сосиски в кипящей кастрюле. Асфальт закончился внизу, и «Москвич» плюхнулась на грунтовое покрытие. За автомобилем потянулся шлейф пыли. Через пару километров показалось село Цокто-Хангил.
– Здесь у меня племянник двоюродного брата живет, – сказал
– Ну уж нет. В плане фольклорно-географической экспедиции племянник двоюродного брата не значится. Только вперед!
«Москвич» медленно протащился через длинное бурятское село и опять набрал крейсерскую скорость – 50 километров в час. Грунтовая дорога прорезала широкую степь. Слева появилось большое озеро, дальний берег которого окаймляли невысокие скалы.
– Озеро Ножий, – пояснил Цырендаши. – Я вам рассказывал, что на берегу этого степного водоема обнаружена древняя стоянка.
– Помню. Там еще есть древняя мастерская, где изготавливали глиняную посуду, а на горе плиточные могилы. Кстати, а не из-за ножей, извлечённых из могил, так назвали озеро? – поинтересовался Меркурий.
– Нет, берег усеян камнями, похожими на лезвия ножей, отсюда и название.
– Интересное место. Не сомневаюсь, что монгольские нукеры поили здесь коней.
Проехали озеро. Унылый пейзаж степи, ещё не ожившей после суровой зимы, располагал к сонливости. Среди бледно-коричневого покрова равнины белел смёрзшийся снег в низинках. Вблизи небольшого соленого озера высокими пучками раскинулся чиевник, придающий неповторимый облик степного ландшафта. Цырендаши задремал на заднем сиденье, подложив под голову портфель, Кузьмич тёр глаза кулаком. Один Анатолийский зорко смотрел по сторонам, словно сокол, высматривающий добычу.
Четыреста двенадцатый перевалил пологую сопку и Меркурий увидел серебристую ленту реки. Ледяной панцирь реки охватывал несколько плоских островков с оголенным кустарником.
– Онон, – оживился Кузьмич.
– Седой Онон! – торжественно произнес Анатолийский. – Великая река, оберегающая величайшую тайну на Земле.
– Ох, какие тут ленки и таймени водятся! – с умилением вспомнил пенсионер.
Цырендаши заворочался и сонно попросил свернуть к скалам.
Кузьмич осторожно съехал в пологий кювет и медленно повел машину по песчаной дороге. Остановился возле невысоких необычных скал, на которых зацепились корнями стволы кривых березок. Казалось, кто-то выложил в древние времена примитивные пирамиды из огромных камней и плит. Возле чуда природы в землю был воткнут колышек с табличкой, на которой выцветшими буквами было написано:
Меркурий обошел выветренный останец и забрался по плитам на вершину. Зорко осмотрел окрестности, спустился и сказал:
– Место красивое, но не более. Едем к реке.
– Однахо, Чашу Чингисхана надо посмотреть, – предложил Цырендаши. – Давайте проедем дальше.
Желтый «Москвич» отъехал от скал и попылил по склону горы. Онон скрылся, слева появилось небольшое озеро. Дорога была в рытвинах от дождевых стоков. Через два километра машина забралась на крутой пригорок.