Серебряный лебедь
Шрифт:
— Замечательное предложение, — согласилась Елизавета. — Я здесь с моим другом-поэтом, который больше всего на свете любит ото всех закрываться и писать для потомков, и с дочерью — ей ничто не доставляет большего удовольствия, чем повсюду таскать меня в поисках всяких безделушек.
— У тебя дочь? — оживленно спросила Амелия. — У меня тоже. И сколько ей лет? Моей девочке девять.
— Мелиор Мэри восемь, — ответила Елизавета, и они обнялись, радуясь, что смогли встретиться в этой маленькой деревушке, где весна лечит, и поделиться приятными воспоминаниями
Устроившись в забавном маленьком кафе, которое на самом деле являлось задворками кондитерского магазина, прославившегося своими сладостями, они всматривались друг в дружку.
— Не смотри на меня так пристально, — попросила Амелия. — Я знаю, что от меня остались кожа до кости, хотя и стараюсь есть как можно больше. Но что-то опустошает меня. Эта ужасная болезнь когда-нибудь меня убьет.
И правда, увидев Амелию без мантильи, Елизавета была поражена костлявостью ее фигуры.
— Давно ты в таком состоянии?
— С тех пор как родилась Сибелла. Скорее всего, у меня чахотка.
— А ты кашляешь?
— Нет, в этом-то и загадка. Ну, в любом случае, не будем о печальном. Я все время ищу какое-нибудь чудесное лекарство. Может быть, Малвернская вода поможет мне. Расскажи лучше о себе. Сколько же лет мы знаем друг друга? Четырнадцать, пятнадцать?
— Если не больше. Но что же с тобой произошло? Разве ты не поехала к своей тете в Лондон?
Уголки рта Амелии опустились.
— Я влюбилась в солдата. Неужели ты не слышала пересудов? Он хотел, чтобы я сбежала с ним из дому, но меня увезли. — Она на мгновение замолчала, а потом торопливо добавила: — Я не поехала в Лондон. Меня отослали во Францию, чтобы уберечь от него.
— Звучит очень романтично. Чем же он им не нравился?
Амелия уставилась в свою чашку.
— Просто он уже был женат, но, сводя с ума молоденьких девушек, считал себя неотразимым.
— О!
— Но все же вскоре я вернулась, искупив свой грех, и тихо вышла замуж за мистера Харта, бездетного вдовца, который был на двадцать пять лет старше меня. Спокойный человек, совершенно не романтичный, но я полюбила его всем сердцем. Мне его очень не хватает.
Она смахнула тонкими пальцами слезы, внезапно выступившие на глазах.
— Да, — согласилась Елизавета, — любовь находишь в самых неожиданных местах.
— Я часто это замечаю. Иногда я вижу больше, чем наша самонадеянная хозяйка ванн или элегантная лондонская леди. Возможно, потому, что между мной и смертью осталось очень мало… Я говорю так не для того, чтобы вызвать жалость, Елизавета. Понимаешь меня?
— Да.
— Начало моей жизни было неимоверно тяжелым. Я думала, что чувства умерли во мне, пока Ричард Харт не отдал мне всю свою мягкость и нежность. Он был необыкновенным человеком. — Амелия дотронулась до плеча Елизаветы. — Друг мой, я знаю, ты хорошая женщина. Могу ли я доверить тебе нечто более ценное, чем жизнь?
Елизавета взглянула на нее. Темные глаза вдруг лихорадочно заблестели на усталом белом лице Амелии.
— Не думай ни о чем плохом. Время все расставит на свои места. Так ты выполнишь
— Да. Но скажи мне, о чем ты.
— Если я умру, а в ближайшие десять лет это обязательно случится, возьми к себе мою дочь Сибеллу и отнесись к ней как к своей. У ее отца не было семьи, а я не хотела бы, чтобы она попала к моим родственникам. Они использовали меня, Елизавета, использовали, и я не позволю, чтобы моя дочь оказалась в их грязных руках. — Амелия замолчала, и внезапная улыбка изменила ее серьезное лицо. — А помнишь старую историю о том, что корни моей семьи восходят к герцогам из Норфолка и что один из наших предков был великим астрономом, а его дочь — могущественной ведьмой?
— Да, ты мне однажды рассказывала.
— Так у нас появилась фамилия Фитсховард. Кажется, моя дочь тоже обладает таким даром.
— Даром предвидения?
— Судя по всему, да. Правда, она, конечно, еще не догадывается об этом. — Амелия замолчала, переводя дыхание. — Я говорю слишком много и только о себе. Скажи, что же сталось с Елизаветой Гейдж?
— У нее была скучная жизнь по сравнению с твоей. Не было ни любовников-солдат, ни побегов из дому, только жестокий опекун, заставивший меня выйти замуж за деньги в обличье довольно красивого мужчины Джона Уэстона, от которого я через три года родила ребенка.
На следующий день они увидели, как весна пробивает себе дорогу, спускаясь с темных, покрытых цветами холмов и сверкая среди камней. Они долго гуляли, передвигаясь очень медленно, так как Поупу и Амелии было трудно идти быстро. Впервые увидев хрустальный ручей, они не смогли удержаться от восхищенных восклицаний. Поуп опустился перед ним на колени, погрузил руки в прозрачную воду, никогда не ведавшую прикосновений человека, и поднес ее к губам.
— Выпейте, Амелия, — предложил он, — похоже, это волшебная вода. Может быть, мы нашли панацею, которую оба искали.
Она опустилась на землю рядом с ним; воздух с болезненными хрипами вырвался из ее груди.
— Если бы не дочь, мой недуг не очень беспокоил бы меня. С тех пор как умер Ричард, жизнь мне не в радость.
Поуп криво усмехнулся. Борьба физической слабости с талантом никогда не давала ему покоя, а в дни, когда не оставалось сил выражать свои мысли на бумаге, он часто думал о самоубийстве.
— Моя жизнь — это затянувшаяся болезнь, — ответил он.
Амелия печально улыбнулась. Она была одной из немногих, кто его понимал.
— А вода холодная? — спросила Мелиор Мэри, подбегая к ним. — Мама, можно я помочу ноги?
Елизавета кивнула, снимая туфли, чтобы войти в воду вместе с дочерью. Маленький поток весело бурлил.
— Жаль, что я не взяла Сибеллу! — сказала Амелия. — Ей бы понравилось. Она обожает плескаться в воде.
Солнце скрылось за тучами, и неизвестно откуда вдруг задул ветер. Последние слова Амелии — «в воде» — несколько раз необъяснимо отозвались эхом, а Мелиор Мэри задрожала, стуча зубами. Ею овладело какое-то странное и страшное чувство, и Амелия, вероятно, тоже ощутила его, потому что добавила: