Серебряный туман

Вильденштейн Оливия

— Он стал более тусклым, но иногда, когда я приближаюсь к вещам, которые он любил, одно из его воспоминаний поражает меня.

Я изучила профиль Каджики. Мне стало интересно, не имел ли он в виду под вещами и людей тоже. Неужели страсть Блейка ко мне всё ещё мучила охотника? Я не осмеливалась спросить, потому что если бы это произошло, я бы не знала, что сказать или как с этим справиться. Это была не моя вина, но, тем не менее, наполняло меня чувством вины.

Мы проехали ещё несколько домов, некоторые из которых

были окружены белыми штакетниками, пожелтевшими от зимы, некоторые — пятнистыми живыми изгородями, остро нуждающимися в стрижке, прежде чем остановиться перед двухэтажным домом Касс.

Я выскочила из машины и захлопнула дверцу.

— Спасибо, — сказала я через открытое пассажирское окно.

— Я обещал, что научу тебя…

— Я не благодарю тебя за это. Я благодарю тебя за то, что ты не заставляешь меня говорить тебе неправду.

Он не ответил.

— Ты хороший друг.

Его рот был плотно сжат.

— Единственное, кем я никогда не хотел быть.

Я напряглась.

После долгой паузы он вздохнул.

— Хотела бы потренироваться в эти выходные?

Я кивнула и попятилась от машины.

Как только он развернулся и уехал, я подошла к входной двери Касс. Мой палец уже собирался коснуться дверного звонка, когда входная дверь открылась.

Кэссиди взвизгнула, затем прижала руку к сердцу.

— Ты напугала меня до смерти, Кэт.

— И я даже не сказала «БУ-У-У», — я улыбнулась. — Куда ты направляешься?

— Фейт позвонила, чтобы спросить, могу ли я помочь ей в пекарне сегодня днём. У неё ультразвук. Всё ещё не могу поверить, что она станет мамой, — Касс оглядела улицу, её глаза метались влево и вправо за челкой. — Я не должна этого говорить, но я не могу представить, что у неё это хорошо получается, — она прикусила губу, сморщила нос. — Мне действительно не следовало этого говорить. Это было довольно неприятно.

— Ты просто говоришь то, о чём все думают. Знаем ли мы, кто отец ребёнка?

— Она мне не сказала, но мы с ней не близки, — она достала из сумки ключи от машины.

— Хочешь компанию?

— Ты не занята?

— Нет.

— Где любовничек?

Я пожала плечами.

— Я не знаю.

— Почему бы тебе не…

Я издала тихий печальный звук и прижала костяшки пальцев к дрожащим губам.

— Вы, ребята, расстались?

Я кивнула.

Её руки обхватили меня и крепко прижали к себе.

— О, милая.

В моём сердце прорвало плотину. Я плакала из-за Эйса, но также из-за моего отца и Стеллы. Я хотела рассказать Касс всё. Потому что я не могла, я плакала ещё сильнее. Я была в таком беспорядке.

— Давай, давай купим тебе кекс.

Она разжала руки, схватила меня за руку и потащила к своей машине цвета жевательной резинки.

— Я не хочу кекс, — пробормотала я. Кексы напомнили мне о Стелле и Эйсе.

Она уселась за руль и пристегнула ремень

безопасности поперёк груди.

— Как насчёт кусочка фунтового торта?

— Я не голодна.

— Не нужно быть голодной, чтобы съесть торт. Плюс ты выглядишь так, будто только что потренировалась, — она кивнула на мой наряд, — так что тебе нужно пополнить свою энергию.

Её взгляд остановился на моей шее, вокруг которой я повязала тонкий шарф. Она просунула в него палец и потянула вниз. Её глаза расширились, как снежные шары.

— У тебя татуировка?

Я сглотнула, собираясь сказать ей, что это временная татуировка, но не похоже было, что она исчезнет.

Я пыталась.

Я потерпела неудачу.

— Да. Плохая идея.

— Ты шутишь? Это секси! Но я немного зла, что ты мне об этом не сказала. Я бы пошла с тобой. Я умираю от желания сделать татуировку на бедре.

Она потянула мой шарф ещё ниже, затем заставила меня повернуть шею так и эдак, чтобы получить полную картину.

Она прищурилась, что заставило меня задуматься, видит ли она движение пыли. Часть меня хотела, чтобы она это сделала; другая часть — нет.

— Она прекрасна. Где ты ее сделала?

Автоматически я сказала ей:

— Салон татуировок в Раддингтоне, — технически, я действительно сделала там татуировку — слово «человек» на моей руке.

Она вывела машину с подъездной дорожки.

— Что заставило тебя повесить это себе на шею?

— Традиция Готтва. Женщины делали татуировки на шее после своего первого убийства, — что, чёрт возьми, побудило меня добавить эту последнюю часть? Был ли это способ признаться без исповеди?

Касс вдавила ногу в педаль тормоза. Моё тело дёрнулось вперёд.

— Ты кого-то убила?

Я моргнула на неё, побледнев.

— Что?

Она указала на мою шею.

— Ты только что сказала, что женщины получают их…

— Я просто имела в виду, что это была традиция Готтвы. Это выделяло самых сильных женщин.

— Значит, это для того, чтобы показать всем, что ты теперь крутая?

Мои губы дрогнули в унылой улыбке.

— Именно.

— Твоя мама гордилась бы тобой. Соблюдение традиций Готтва и всё такое.

Моя дорогая мама. Гордилась бы она этим? Нет.

— Она бы взбесилась.

Касс приподняла бровь.

— А что подумал твой отец?

— Он ещё этого не видел, — Каджика стёр его разум, так что он забыл об этом. — Он, вероятно, возненавидит это.

— Что бы там ни было. Это твоя шея. Твой выбор. Тебе ведь уже не тринадцать. Кстати, о тринадцати годах, я решила развести костёр на пляже в честь своего дня рождения. Ты спрашивала… Дерьмо. Мне жаль. Ты, наверное, не хочешь, чтобы он был там.

Я плотно сжала губы и кивнула. Не то чтобы я не хотела, чтобы он был там, но я была совершенно уверена, что он не захочет там быть.