Серебряный ветер
Шрифт:
Гарнизонные кони стояли у самых дверей во двор. А в глубине большой конюшни за деревянной перегородкой переминались лошади, которых Симон сегодня увидел впервые. Хауэлл заступил Симону путь, чтобы тот не смотрел на недавнее приобретение Кардока.
— Твои кони здесь, рядом. Каких ты возьмешь? Симон указал на двух самых низкорослых и, взяв одного под уздцы, вывел из-под навеса.
— Без седел? — простонал Гарольд.
— Здесь недалеко.
Вместе они выехали из ворот при свете единственного факела.
— Ты правильно сделал, выбрав самых маленьких. Гарнизонная конюшня
— Утром мы приведем Кардоку на прокорм двух других. Пусть выполняет договор, каждый пункт.
— Я слышал, что Хауэлл предложил подняться и забрать их назад. Почему ты отказался?
— Нам надо бывать здесь как можно чаще, любой повод подойдет.
— До того как к Кардоку приехала красавица дочь, ты что-то не слишком усердно искал поводы для визитов.
Симон сделал вид, что не понял намека.
— Ты видел ее? Сидит в сторонке, тихая, как кошка, подстерегающая птичку, прислушивается к разговорам. Старик ощетинился, когда я заговорил с ней, хотя пялиться на ее красоту я мог сколько угодно — ему было все равно. Но когда дети, должно быть, его внебрачные сыновья, выскочили, чтобы подразнить меня, Кардок и его служанка прогнали их прочь. Домочадцы не слишком радуются тому, что дочь Кардока вернулась, ее вообще стараются не замечать.
Гарольд вздохнул:
— Симон, они, должно быть, опасаются тебя из-за твоей репутации. Боятся, что ударишь кого-нибудь из мальчишек, если тебя вывести из терпения.
Симон посмотрел старику Гарольду в глаза. Конечно, могло быть и такое объяснение. Но правда была в том, что, любуясь волосами Аделины, он забыл о своем грехе и о том, что его зовут Симон Отцеубийца.
Глава 4
Не так представляла возвращение домой Аделина. Отец вел себя с ней как незнакомец, едва проронил несколько слов, да и те с большой осторожностью. Аделина ждала, что Кардок опять заговорит о матери, когда они останутся наедине. Но мужчины, встав из-за стола, перебрались на свои соломенные тюфяки, Петронилла перетащила пожитки в спальню, а отец лишь пожелал Аделине спокойной ночи и отправился спать в одну из пристроек возле частокола.
— Я проследила за твоим отцом, — сообщила Петронилла. — Он сначала вошел в дом, где живут служанки, а потом вышел с одной из них.
Аделина села на широкий и плоский соломенный тюфяк, разложенный на том месте, где некогда стояла широкая кровать ее родителей.
— Он оставил нам собственную спальню. Петронилла, подняв над головой свечу, осветила помещение.
— Тут нет ничего, кроме шерстяных покрывал да сухих трав. Не похоже на спальню вождя клана.
— Когда я жила дома, здесь была спальня родителей. Петронилла поставила свечу на пол и откинула покрывало с кровати.
— Чище, чем я думала. Вполне сгодится. — Она начала складывать платье. — Ты слышала, что я сказала? Твой отец отправился к служанкам, вон туда, в пристройки возле ограды.
Аделина пожала плечами.
— И ты не хочешь знать, которая из служанок пошла с ним?
— Скажи спасибо, что он не заметил, как ты шпионишь, Петронилла. Лучше будет, если здешний народ не уличит тебя в соглядатайстве. Здесь любопытствующих
Аделина отвернулась к стене и смахнула слезу. Петронилла постелила на тюфяк еще одно покрывало.
— Ты считаешь, они нервничают? А мне показалось, что все надулись как индюки.
Аделина принялась помогать Петронилле застилать постель.
— Кажется, они больше не доверяют мне. Наверное, моя речь кажется им странной.
— Они сразу нашлись что сказать, когда я попросила принести треножник, чтобы развести огонь. Когда им надо отказать дочери хозяина в элементарных удобствах, у них живо нормандские слова находятся.
— Кардок не их хозяин.
— Ну, не хозяин, так вождь. Одна из женщин, похожая на благородную — ткачиха Майда, — со мной заговорила, а остальные только смеются и отворачиваются. Итак, нам предстоит страдать от холода.
— Мне кажется, здесь не так уж холодно. Мои родители пользовались жаровней редко — только в самые суровые зимы.
Петронилла вздохнула:
— Может, эти люди и приходятся тебе родней, Аделина, но, видит Бог, они не проявляют большой доброты. И ты действительно выглядишь среди них чужой.
Майда, тихая женщина, главная ткачиха в доме, смотрела на Аделину задумчиво и даже по-доброму, но предпочла не обсуждать с ней изменения, произошедшие в доме за время ее отсутствия. И хотя Майда присматривала за мальчиками, унаследовавшими широкий лоб и твердый взгляд Кардока, ни сам Кардок, ни Майда ничего не сказали о том, кто приходится ребятишкам отцом и матерью. Отец предоставил ей хорошую спальню рядом с главным залом, но никак не объяснил перемены в обстановке комнаты. Сделал вид, что не слышит Аделину, когда она спросила его об этом. Большая кровать, резной сундук и гобелены на стенах — все то, что так любила и ценила мать, — исчезли неизвестно куда. Вместо них появилась грубо сколоченная мебель, которой Аделина раньше не видела. Девушка решила, что утром отыщет то, что осталось, и вернет на прежние места.
Петронилла прикрыла дверь, потушила свечу и закуталась в четыре шерстяных покрывала. Она никак не могла согреться.
— Если я здесь заледенею и умру, можешь передать леди Мод, что твой отец и его слуги были моими убийцами.
Аделина взяла еще одно одеяло и укрыла им скорчившуюся Петрониллу.
— Как-нибудь выживем, зимой здесь не намного холоднее, чем сейчас.
Петронилла наконец перестала стучать зубами.
— Сегодня нам уже повезло — мы остались живы после встречи с Тэлброком Отцеубийцей.
Аделина сняла с вбитого в стену колышка плащей укрылась им как одеялом.
— Он подумал, что мы попали в беду.
— Ну что ж, со мной так и было! Когда этот верзила схватил под уздцы мою лошадь, мне только и оставалось, что оттолкнуть его. Если бы он сказал хоть одно доброе слово и пообещал, что нас не тронет, я бы не кричала.
Аделина усмехнулась:
— Ты думала, он накинется на нас на глазах у моего отца и солдат епископа?
— Ну, если не на нас обеих, то на меня. Если бы ты видела, как этот бычок-однолетка на меня смотрел! Мне пришлось дважды его стукнуть, прежде чем он отпустил поводья.