Серьезные мужчины
Шрифт:
Оджа посмотрела на сына и скривилась. Лутра посерьезнел.
– Правда? – переспросил он.
– Правда. Но он очень стесняется чужих людей. Я попытаюсь его уговорить.
– Давайте вот что, – сказал Лутра с воодушевлением, – запишите мой номер мобильного. Когда решите, что он готов перечислить на память первую тысячу простых чисел, позвоните мне. Я пришлю репортера. Что скажете?
– Это очень мило с вашей стороны.
В такси Оджа спросила:
– Что такое «постое число»?
– Простое, – поправил ее Ади,
– И? – спросила она, тревожась лицом.
– И ничего.
– Я не понимаю вот это все. Объясни мне, Ади. Ты знаешь первую тысячу простых чисел?
– Нет, – сказал Ади.
– Знает, – сказал Айян. Ади посмотрел на него и улыбнулся.
– Что у вас за язык знаков такой? – спросила она сердито. – Я с вами иногда себя чувствую как чужая.
– Я есть хочу, – сказал Ади матери. Это ее несколько утешило.
Ее громадные глаза насекомого вылезали из орбит. Волосы каштановые, там и сям не прокрашенные, щеки одутловатые, а двойной подбородок, как Айяну уверенно показалось, должен быть холодный на ощупь. На ней была тонкая красная сорочка, через которую просвечивало не меньше двух комбинашек, а лямка от лифчика сползла. Светло-голубые джинсы обтягивали ее ляжки, здоровенные, как стволы деревьев. Очеркистка – так объявила ее визитная карточка – маялась от повышенной влажности БДЗ. Она непрестанно утирала лицо, сидя на одном из двух имевшихся в доме красных пластиковых стульев. Ади занял второй. Оджи не было дома. Она уехала повидать четвертого ребенка тетки. Именно поэтому все происходившее и стало возможным.
Бледный, в общем безучастный фотограф нависал с фотоаппаратом.
– Можем начинать? – спросил Айян.
Очеркистка кивнула.
На Ади были нарядная рубашка с длинным рукавом и черные джинсы. Роскошные намасленные волосы тщательно причесаны. Он смотрелся красиво и умно. В правом ухе – наушник слухового аппарата. Белый проводок сбегал вниз и исчезал под рубашкой. Айян подошел к сыну и игриво потрепал его по волосам. Осторожно расправил складки на его рубашке. И тут Айян ощутил удар стылого страха. Что я творю? Как это все глупо. Все пойдет кувырком. Он почувствовал, как знакомые кислотные пары поднимаются у него в желудке. Всего мгновения назад он совершенно не сомневался, что обойдется. Даже когда прибыли репортерша и фотограф, он так не нервничал. Но теперь до него дошло, что он собирается вытворить нечто куда более безумное, чем себе представлял. Мир – идиот, это понятно, однако не до такой степени. Еще не поздно сдать назад. Он мог бы покончить с этим сию минуту. Он мог сказать репортерше, что Ади не по себе.
Но страх как-то отступил, и лед в горле обернулся задором. Он много дней тщательно это все продумывал и в глубине души понимал, что ничего тут кувырком пойти не может.
– Ты такой нарядный, Ади, – сказал Айян. – Теперь покажи гостям, что ты умеешь.
Айян отступил на шаг. Ади подождал немножко, а затем начал:
– Два,
Очеркистка слушала сосредоточенно. Фотограф сделал несколько снимков. Айян жестом предложил фотографу прямо сейчас не снимать. Айян не учел, что фотограф может сразу ринуться в бой, и мысленно пнул себя за недосмотр. Айян-то знал: это могло привести к катастрофе.
Ади продолжал, время от времени сглатывая слюну, однако не сбиваясь с ритма:
– Сто семьдесят девять, сто восемьдесят один, сто девяносто один, сто девяносто три, сто девяносто семь, сто девяносто девять, двести одиннадцать, двести двадцать три, двести двадцать семь, двести двадцать девять…
Репортерша сверялась с распечаткой. В ней была колонка из первой тысячи простых чисел. Она проверяла, не сбился ли Ади. Айян услышал щелчок камеры, но, когда обернулся, фотограф присмирел.
Ади меж тем продолжал:
– Шестьсот шестьдесят один, шестьсот семьдесят три, шестьсот семьдесят семь, шестьсот восемьдесят три, шестьсот девяносто один, семьсот один, семьсот девять, семьсот девятнадцать, семьсот двадцать семь, семьсот тридцать три…
Репортерша глянула на Айяна и вскинула брови.
Ади продолжал чуть быстрее:
– 4943, 4951, 4957, 4967, 4969, 4973, 4987, 4993, 5003…
Так оно длилось себе и длилось, пока он наконец не произнес:
– 7841, 7853, 7867, 7873, 7877, 7879, 7883, 7901, 7907, 7919. – И умолк.
Репортерша оторвалась от шпаргалки и захлопала в ладоши.
Ади извлек наушник и быстро глянул на отца, тут же поняв свою ошибку. Сунул наушник на место. Фотограф защелкал.
– Вообще-то, – сказал Айян, вставая между фотографом и сыном, – могу ли я кое о чем попросить? – Он вынул наушник у Ади из уха и сунул его мальчику под рубашку. – Не могли бы вы сфотографировать моего сына без слухового аппарата? Понимаете, мы не хотим, чтобы он выглядел инвалидом.
– Понимаю вас, – сказала репортерша.
– Могли бы вы приглядеть, чтобы в газете его напечатали без слухового аппарата?
– Не беспокойтесь, – ответила она благожелательно.
Фотограф попросил Айяна встать рядом с сыном. И принялся снимать.
– Сколько вы хотите наделать фотографий? – с веселым изумлением спросил Айян.
Фотограф не ответил. Продолжил щелкать, а потом резко прекратил. Сложил технику в сумку и молча вышел.
Репортерша пристроила планшет на колени, изготовилась записывать и улыбнулась Ади.
– Ты очень одаренный, Адитья, – сказала она по-английски. – Можно тебя немного поспрашивать?
Айян сунул наушник сыну в здоровое ухо. Это был наушник от «уокмена», приделанный к корпусу от слухового аппарата. «Уокмен» был приклеен скотчем к животу мальчика под рубашкой.
– Тебе слышно? – прошептал Айян сыну. Мальчик кивнул.
– Хочу тебя расспросить, Адитья, – повторила репортерша.
– Хорошо, – отозвался Ади, залпом выпив стакан воды.
– Почему тебе интересны простые числа?