Сергей Королев
Шрифт:
На пароход Королёв все-таки не успел. Писарь не подготовил вовремя документы. Судно «Индигирка» с 1064 зэками в трюмах ушло без Королёва, во время шторма в проливе Лаперуза сбилось с курса и село на камни. Все заключенные погибли – начальник конвоя запретил открывать люки трюма. Королёв все-таки добрался до Владивостока, оттуда – в Хабаровск. На приисках у него еще были силы держаться, теперь, когда спасение было совсем рядом, его стала одолевать цинга. Он потерял четырнадцать зубов, опух, едва двигался. Начальник пересылки в Хабаровске отпустил Сергея Павловича к докторше без конвоира – такой, если и захочет, не убежит. Врач обработала язвы на его теле, накормила, дала витамины и лекарства. С этапом Королёв уезжал на Колыму, с этапом возвращался в Москву. В столице его встречали – сразу усадили в черный «воронок». Из машины Сергей Павлович вышел во внутренний
На следующий день Королёву из камеры удалось передать Ксении Максимилиановне записку. Как же обрадовались домашние этой записке, где он, вернувшийся буквально с того света, просил передать ему башмаки, носки и два носовых платка. Королёва ждали дома каждый день. Потом Мария Николаевна пошла в приемную НКВД. Ей пообещали, что Сергей вернется со дня на день. Проходили недели, а Сергей Павлович все не возвращался. В середине июля в приемной НКВД Марии Николаевне объяснили, что прежний приговор ее сыну отменен, но в силу вступил новый, по которому Сергей Королёв осужден на восемь лет исправительно-трудовых лагерей.
Андрея Николаевича Туполева арестовали 21 октября 1937 года в рабочем кабинете. По делу известного авиаконструктора проходило более двадцати человек. Все они дали показания, что Туполев – враг народа, вредитель и шпион. Следствие по делу закончилось в апреле 1938 года, но суда не было. Так и сидел Андрей Николаевич в Бутырке. Он еще не знал, что на «высшем уровне» обсуждался вопрос об использовании его на работе в Особом конструкторском бюро.
В это время в Болшеве, подмосковном дачном поселке, была организована так называемая «шарага». Сюда свозили технических специалистов со всех тюрем и лагерей Советского Союза. В просторном спальном бараке с чистым полом и голландскими печками сидели люди, большинство из которых в своей области были лидерами мирового масштаба: теоретики и конструкторы пушек, танков, самолетов, боевых кораблей. Среди них – артиллерист Евгений Александрович Беркалов, автор «формулы Беркалова», по которой во всем мире рассчитывались орудия, летчик и авиаконструктор Роберт Бартини, выдающийся механик Некрасов, один из лучших кораблестроителей Гоинкис, конструктор подводных лодок Кассациер, ведущий специалист по авиационному вооружению Надашкевич, изобретатель ныряющего катера Бреджинский, главный конструктор самолетов БОК-15 Чижевский, крупнейший технолог автопрома Иванов, главный конструктор харьковского авиационного КБ Неман.
Голодные, больные, исстрадавшиеся люди, из рудников и с лесоповалов попали в странную тюрьму, где досыта кормили, где спали на простынях, где не было воров, отнимающих валенки, и конвоиров с овчарками. Многие из заключенных были знакомы еще на воле, большинство слышали друг о друге. Их не интересовала политика – наконец-то они могли заниматься своим делом.
Туполев, как только попал в «шарагу», сразу предложил делать новый бомбардировщик. Он задумал двухмоторную скоростную пикирующую машину с экипажем не более трех человек еще сидя в Бутырке.
Болшевская «шарага» просуществовала недолго. Берия распорядился закрыть изнутри решетками окна ЦАГИ, и перевезти всех зеков-технарей туда. Теперь это учреждение называлось «Центральным конструкторским бюро № 29 НКВД». Туполев заявил, что для создания бомбардировщика ему необходимы специалисты в авиационном деле, которые сейчас разбросаны по тюрьмам. На Лубянке посоветовались, и предложили Туполеву составить списки нужных людей.
Андрей Николаевич очень осторожно составлял эти списки: как бы не занести в них людей, оставшихся на свободе – сразу посадят. Он опросил своих товарищей, встречавших в тюрьмах коллег. Постепенно Туполев составил эти списки. НКВД разыскивало этих людей и отправляло их сначала в Болшево, а потом в ЦКБ № 29. В одном из этих списков значился Сергей Королёв. В сентябре 1940 года его доставили в ЦКБ-29. Новоприбывшие долго не могли прийти в себя – спальни с наволочками и простынями, по ночам тушат свет, не проводят обыск, можно купаться в душе, – и по привычке, на всякий случай, таскали из столовой хлеб и прятали его под подушками.
В ЦКБ-29 было несколько конструкторских бюро: Туполева, Петлякова, Мясищева и Томашевича. Королёва определили к Владимиру Михайловичу Мясищеву, во второе КБ, проектировавшее дальний высотный бомбардировщик. Сергей Павлович занимался бомбовыми люками. Они удались. Все бы хорошо, но у Мясищева был очень тяжелый характер, у Королёва – тоже не из легких. Не сошлись. Сергей Павлович перешел в КБ Туполева.
Королёв
Стол Королёва стоял в большом двухэтажном зале с огромными окнами, выходящими во внутренний двор ЦАГИ. В этом зале работало больше сотни человек, в основном специалисты по проектированию фюзеляжа, крыльев, оперения. Инженеры по вооружению и электрооборудованию самолетов располагались в маленьких комнатах неподалеку и на других этажах. В ЦКБ-29 работало не менее восьмисот сотрудников. Заключенных было не больше сотни, но они составляли «мозг» ЦКБ.
Над конструкторским бюро находилась тюрьма. У заключенных было четыре больших спальни. Обращались с зэками вежливо, и, конечно, не били. Им запрещалось общаться с вольными не по служебным вопросам, не разрешалось передавать записки домой. На крыше здания находился «обезьянник», как называли зэки площадку, обнесенную решеткой. Вечером там можно было гулять, курить. Папиросы зэкам выдавали бесплатно, кто какие предпочитает. Однажды Туполев, после совещания у Берии, стал собирать со стола пачки с папиросами, оставшиеся на столе. На вопрос Берии, что все это значит, Туполев ответил, что его ребятам нечего курить, да и кормят их плохо. Берия тут же распорядился обеспечить ЦКБ папиросами и ресторанным питанием.
Подъем в «шараге» был в семь часов. Заключенные умывались, приводили себя в порядок, завтракали. Могли ли они в тюрьмах и лагерях мечтать о каше, масле, кефире, чае с сахаром? Работали в «шараге» до часа дня. Потом перерыв на обед. Рабочий день заканчивался в семь. В восемь шли ужинать. До одиннадцати вечера – свободное время. КБ на ночь не запиралось. Хочешь работать – пожалуйста, даже приносили бутерброды и чайник с кипятком. Свободным временем заключенные распоряжались, как хотели. В ЦКБ-29 была прекрасная библиотека, в основном из книг, конфискованных у «врагов народа». Кто-то занимался наукой, кто-то просто любил поговорить. Королёв все время что-то писал, вел расчеты. Вряд ли эта работа касалась бомбардировщика. Он никому своих выкладок не показывал – в авиации к ракетной технике в то время относились пренебрежительно. Случалось, «шарашникам» устраивали короткие, на несколько минут, свидания с родными в Бутырке. Встречи эти проходили, конечно, в присутствии сотрудника НКВД. Когда Сергей Павлович впервые увидел жену – не выдержал, заплакал. Беспорядочно спрашивал:
– Как ты? Как Наташка? Как мама?
По воскресеньям в «шараге», как и на свободе, были выходные. 22 июня 1941-го голос диктора из репродуктора в спальне объявил о важном сообщении. Сразу после этого сотрудники НКВД быстро сняли репродукторы и унесли. Кто-то из заключенных увидел в окно, как у большого репродуктора на улице собралась толпа. Люди, застыв, слушали, судя по тревожным лицам, произошло что-то из ряда вон. С воли все-таки просочилась страшная новость: война! В ЦКБ воцарилась гробовая тишина. Все молчали, но думали об одном и том же. Если «политических», их «коллег», расстреливали в мирное время, то во время войны у них шансов выжить, казалось, не осталось вообще. Хотя… В глубине души таилась робкая мысль: началась война, стране нужны боевые самолеты, а ведь именно ими они и занимаются. Так или иначе, их судьба была не в их руках. Будь что будет…
В первый раз самолет «103», он же – АНТ-58, он же – Ту-2, летчик-испытатель Михаил Александрович Нюхтиков поднял в воздух 29 января 1941 года. Ту-2 превосходил конкурентов из других КБ и по бомбовой нагрузке и по скорости – 640 километров в час. Правда, требовались некоторые доработки. Надо было торопиться, армии нужен был новый бомбардировщик. Необходимо было налаживать его серийное производство. Кроме завода, нужны были и специалисты, которые могли бы наладить серийный выпуск машины. Туполев знал таких – Александр Сергеевич Иванов и Тимофей Маркович Геллер, в свое время они учились у Генри Форда, потом их, как водится, арестовали. Туполев внес их в свои списки и вытащил из тюрьмы. Наверху было принято решение срочно создать в Омске авиазавод, и перевезти туда всех специалистов ЦКБ-29-НКВД. Инженерам из «шараги» ничего не объяснили, просто посадили их в теплушки и отправили.