Сергей Павлович Королев
Шрифт:
Особенно часто подобные мысли посещали в последнее время. К болям в сердце добавились и другие болячки. Решил отлежаться. На следующий день стало хуже. Врачи настояли на стационарном лечении. Пришлось лечь в больницу. Но и там он не отрывался от дел.
Его готовили к операции, когда коллегия министерства решила обсудить дела ОКБ-1. Весь гнев высокий синклит обрушил на Б. Е. Чертока. Странное это было обсуждение. И спешное тоже. Словно хотели, воспользовавшись болезнью Королева, припомнить все: и что было, и чего не было. Мишин не сдержался, вскочил и резким: «Я замещаю главного конструктора, и разговор идет не
Такие люди, как Мишин, да и сам Королев, неудобны для окружающих своей прямотой. Они чаще всего не дипломаты и конечно же не льстецы — полагают, что за них должна говорить их работа. А если эта работа не получает признания, переживают внутренне, сердцем, упрекая в первую очередь себя: значит, что-то сделано не так, что-то не состоялось.
В Подлипки Василий Павлович Мишин вернулся, мало что соображая. На столе лежала стопка бумаги. Он вынул из кармана ручку. Как начать, какими словами? Терзания прервал телефонный звонок. «Ты чем занят?» — начал Королев. «Пишу заявление об уходе», — зло буркнул в ответ Мишин. Королев уже знал о случившемся. «Вот что, Василий, — успокоил товарища, — министры приходят и уходят, а нам работать. Я скоро выйду и разберусь…»
Поздним вечером 13 января 1966 года, за несколько часов до операции, Королев попросил Нину Ивановну: «Набери номер Тюлина». Перед этим они говорили о предстоящей утром операции, и настроение у Сергея Павловича было неважным. Тюлин уловил это сразу, молнией мелькнула мысль: «О чем говорить, как отвлечь его?»
— Что-то ты застрял там, Сергей! — начал с ходу. — Все застопорилось, поскольку многое решать надо с тобой.
— Что случилось? — насторожился Королев.
— Как что? — продолжал наступать Георгий Александрович. — По Госкомиссии много неясностей. Ждут полетов Кузнецова и Соловьева, ведь ты обещал им. Готовятся другие экипажи, и надо определиться в программе. У Бабакина есть вопросы по «Луне-9», требуются уточнения по технике…
Не давая ответить, Тюлин жаловался на трудности, связанные с отсутствием Королева, на то, что из-за него не могут собрать всю комиссию, не могут оформить документацию.
— Ты уж поторопись, дружище, дела не ждут, — закончил свой длинный монолог Георгий Александрович.
Сергей Павлович оживился, стал излагать свои соображения, убеждал Тюлина, что женские полеты отодвигать надолго нельзя, что это важно для науки. Попросил позвонить по ВЧ-связи в Куйбышев Куцзнецову, поддержать Мишина. Георгий Александрович почувствовал, что утомляет товарища этим разговором, и стал прощаться:
— Ладно, об остальном потом, когда выйдешь… Мы жем тебя, Сергей!..
— Ждите, я не задержусь, — ответил приободренный Королев.
Утром 14 января главный конструктор Сергей Павлович Королев умер на операционном столе.
Что потом? В короткие сроки «подобрали» нового главного конструктора, а чтобы ОКБ-1 стало более послушным, придумали и должность начальника, который стоял бы над всеми. Наверное, так оно и получилось бы, но взбунтовались королевцы и главные конструкторы филиалов. В ЦК поступило письмо: «Просим назначить преемником Королева академика Мишина».
Такое решение состоялось. Новый руководитель фирмы делал все, чтобы и «изделие 11А52» (Н-1), и лунные корабли,
В начале 1969-го начались летные испытания ракеты в полной комплектации с лунным и посадочным кораблями. 21 февраля — первый пуск. Все шло штатно. Но лишь до 70-й секунды. Потом — пожар и взрыв. Мишин успокаивал: «Для первого пуска нормально».
3 июля 1970 года — второй пуск. Ракета оторвалась от стартового сооружения, за считанные секунды поднялась на 100 метров, и тут взорвался один из двигателей. Система «Корд» отключила все движки, носитель рухнул, разворотив стартовый комплекс…
Второй раунд «погони» за «Черным драконом» был скоротечен и завершился вопросом для всех: «Что дальше?» Предусмотрели «заваливание» ракеты по тангажу в самом начале полета, чтобы уберечь стартовые сооружения в случае подобного отказа.
27 июля 1971 года — третья проба. Запуск. Подъем. Началось вращение ракеты вокруг продольной оси. Через семь секунд, когда угол поворота достиг 10 градусов, автоматика отключила двигатели.
23 ноября 1972 года — четвертый пуск. За десять секунд до выключения 1-й ступени начались продольные колебания с увеличивающейся амплитудой. Потом — разрушение конструкции и взрыв…
И все-таки не все так мрачно. При четвертом пуске наиболее сложная, а потому и капризная первая ступень ракеты была опробована практически полностью. Удалось разобраться и в причинах, которые привели к очередной неудаче. Все надежды связывались с пятым пуском. Он должен был состояться в августе 1974 года. Но…
Решение о закрытии «лунного проекта» и отказ от дальнейших работ по Н-1 вызвало в ОКБ-1 чувство горькой обиды из-за вопиющей несправедливости. Обидно было за дело, которому королёвцы (впрочем, не только они) отдали многие годы жизни, за людей, так и не вкусивших плодов своих многолетних трудов. Появилось и тревожное чувство неуверенности в том, что после такого «провала» вряд ли причастным к нему поручат новый проект подобного масштаба.
Главное же — решение о закрытии проекта и прекращении работ по сверхмощному носителю не отвечало на конкретное: «Почему?» Довод: мол, сырые двигатели — несостоятелен уже потому, что Кузнецов смог в кратчайшие сроки модернизировать РД, сделать его многоразовым и провести все огневые испытания. Утверждение, что военные утратили интерес к Н-1, тоже от лукавого. На базе одной ракеты тяжелого класса могло быть создано целое семейство боевых и космических ракет: Н-1, Н-11, Н-111. Не было задела? Тоже неправда. На заводе «Прогресс», в тогдашнем городе Куйбышеве, лежало семь ракет. Все они ушли в металлолом.