Сергей Павлович Королев
Шрифт:
Завод № 1001, под вывеской «Машиностроителный», носил имя К. Е. Ворошилова, а в народе его называли «Тысяча и одна ночь». Предстояло развернуть выпуск Р-7, потом Р-9. В 1965 году Королев передал красноярскому КБ спутники связи «Молния-1».
— Ты справишься, Михаил. Сейчас могу сказать, что мне особенно нравится в тебе: ты «решаешь вопросы», а не «принимаешь решения». Так и продолжай.
В конце 60-х годов западнее Второй площадки, с которой запускали Гагарина, километрах в пяти от нее, в «запретном квадрате» возвышался причудливый монумент в виде огромной колонны в окружении ажурных ферм, теперь уже исчезнувший из памяти многих, но достойный оставить в ней след, потому что это сооружение — своеобразный символ целеустремленности
…Триумф проекта «Аполлон» и высадка американцев на поверхность Луны в 1969 году не были восприняты как сверхсенсация. К этому шло. Обо всех этапах долгого поиска, успехах и огорчениях, рискованных испытаниях и опасных неполадках сообщалось подробно, без утайки и тенденциозности. И все-таки, когда эфир донес до Земли человеческий голос с другого небесного тела, планета отреагировала на это бурно и восторженно. Ну а что же мы, те, кто начал дерзновенный штурм космоса, запустил первые спутники, потряс мир полетом Гагарина, первым «дотянулся» до загадочной и манящей Селены своими лунными ракетами? Как могло случиться, что в одночасье вдруг стали вторыми?
До какого-то момента, а точнее — рубежа, нам казалось, что лидерство в космосе мы сохраним навсегда. У «них» обязательно что-то сорвется, — успокаивали себя, скептически относились к «их» прогнозам.
После запуска Спутника № 1 и полета Гагарина на «Востоке» Америка находилась в шоке. От президента потребовали «космического реванша» и военные, и сенаторы. 25 мая 1961 года президент Джон Кеннеди обратился с посланием к Конгрессу, в котором сформулировал национальную задачу: американец должен первым ступить на Луну, срок — до конца десятилетия. Срочно была выработана программа престижа, на ее выполнение выделялась фантастическая сумма — 25 миллиардов долларов. Программа получила название «Аполлон», ракету-носитель «Сатурн-5» делал Вернер фон Браун и его немецкая команда. Космический аппарат для доставки человека на Луну поручили создать фирме «Грумман».
Летные испытания «Аполлона» начались в 1966 году, первый пилотируемый полет вокруг Земли был совершен в 1967-м. У «Аполлона» не было солнечных батарей, в качестве бортовых источников питания использовались топливные элементы, действие которых основывалось на управляемой химической реакции взаимодействия кислорода и водорода. 27 декабря стартовал «Аполлон-8», который облетел Луну и вернулся на Землю. Всего было выполнено пять облетов, из которых один — по схеме «урезанной посадки»: посадочный модуль снизился до высоты 15 километров, а затем вернулся на селеноцентрическую орбиту. Потом последовали шесть посадок на поверхность Луны. Программа исследований предусматривала доставку астронавтами лунного грунта, эксперименты по передвижению на поверхности Луны. И хотя было очевидно, что автоматические аппараты способны сделать то же самое, но с меньшим риском и меньшими затратами, погоня за престижностью заставляла игнорировать соображения логики.
Национальную задачу — первыми высадить своего соотечественника на Луну и вернуть на Землю — Соединенные Штаты решили. И, надо признать, успешно. Но Королев не дожил до этого триумфа науки и техники.
Не станем гадать: а что было бы, если бы Королев не ушел из жизни так рано. История не терпит сослагательных наклонений. Но и подзуживающее — мол, Королев проиграл Вернеру фон Брауну — весьма субъективно. Имя конструктора «оружия возмездия», которое так напугало Англию и на которое руководство третьего рейха возлагало большие надежды, не связывали с лунными амбициями Америки до упомянутого выше послания Конгрессу президента Кеннеди. Замыслы Королева родились много раньше.
23 июня 1960 года вышло секретное
Когда рождался эскизный проект, были созданы четыре подкомиссии, которым отводилась роль своеобразных экспертов. Возглавляли подкомиссии главные конструкторы Н. А. Пилюгин, В. И. Кузнецов, В. П. Бармин и от Министерства обороны начальник 3-го управления ГУРВО генерал А. С. Калашников. Проектом предусматривалось, что стартовая масса носителя составит 2200 тонн, полезного груза, который он сможет доставить в космос, — 75 тонн. Военных эти 75 тонн вполне устраивали, поскольку больших по массе аппаратов у них просто не было. Но Калашников и подобранная им бригада «головастых ребят» просчитали и лунный вариант. И вот тут выяснилось, что при такой полезной нагрузке не удастся решить все проблемы, связанные с пилотируемым полетом на Луну. По их прикидкам получалось, что грузоподъемность должна составить 150–170 тонн. Для того времени это была фантастически сложная задача.
Калашников, который в свое время работал военпредом в ОКБ Королева, а затем руководил военными ракетчиками-испытателями в Капустином Яре и на Байконуре, был в добрых отношениях с Королевым, потому и решился высказать свои сомнения в сугубо конфиденциальной форме. Королев слушал внимательно, кое-что уточнял, переспрашивал, а в конце согласился: «Пожалуй, так, Алексей Сергеевич. Кто станет оспаривать, что в нашем деле чем больше, тем лучше, хотя и не всегда».
24 сентября вышло еще одно постановление, определяющее сроки летных испытаний Н-1. Они должны были начаться в 1965 году. На Совете главных конструкторов, где собрались все подкомиссии и высказались все сопредседатели, Королев предпринял легкий нажим:
— Мы выслушали интересные суждения, и весьма полезные. Но наш главный теоретик (он не назвал Келдыша, но все поняли, в чью сторону кивок) считает, что 75 тонн достаточно. И аргументирует это. Есть предложение одобрить эскизный проект.
Единственное «против» прозвучало из уст генерала Калашникова. Эскизный проект был одобрен.
Калашников не испытывал ни обиды, ни уязвленного самолюбия. Была тревога: чем дальше продвинется программа в своей реализации, тем труднее будет исправлять допущенные ошибки. Но как доказать свою правоту? Огорченный, пришел в начальнику ГУРВО генералу А. И. Семенову. «Я не склонен считать, что Королев ошибается, — успокоил тот. — Сергей Павлович все просчитал, это его стиль. К тому же мы не знаем весовых характеристик корабля. Подождем». Калашников все же настоял на шифровке послу в США Добрынину с одной фразой: «Каков полезный груз у „Сатурна-5“?». Семенов согласился: «Попробую убедить начальника Генерального штаба подписать такую шифровку. Сегодня же позвоню ему».
Между тем работа над проектом шла полным ходом. Королев поставил себе задачу — не позднее чем через 12 месяцев выдать всю рабочую документацию в производство.
Ответ из Вашингтона задерживался. Он пришел, когда были потеряны все надежды, и содержал всего два слова: «Более 150». Калашников показал шифровку Королеву. Прочитав текст и подпись, главный конструктор все понял. «Подвел нас Мстислав Всеволодович Келдыш», — это все, что он сказал тогда.
Калашников уехал. Оставшись один, Королев долго смотрел в окно на темные очертания деревьев под россыпью холодных осенних звезд. Он и сам сомневался в достаточности массы. И эти сомнения в последнее время посещали его все чаще. «Исправим, — сказал себе, ударив кулаками по столу. — Исправим и полетим!» Он пригласил Крюкова, своего зама. Проговорили долго: считали, чертили. Секретарша приносила горячий чай, но он остывал в так и не тронутых стаканах. Перезвон курантов напомнил о времени…