Сергей Рахманинов. Воспоминания современников. Всю музыку он слышал насквозь…
Шрифт:
Дирижерство Рахманинова в Большом театре продолжалось два сезона, но затем он решил всецело отдаться творческой работе и ушел из Большого театра, тем более что дирижирование всегда его очень утомляло физически. В 1906 году, как уже говорилось, он уехал за границу и поселился в Дрездене, где прожил до весны 1909 года. Из крупных сочинений им в Дрездене были написаны Вторая симфония ор. 27, Первая фортепианная соната ор. 28 и симфоническая поэма «Остров мертвых». Когда осенью 1906 года я был приглашен за границу для участия с Кусевицким в его концертах в Берлине и Лейпциге, мы с женой съездили и в Дрезден, для того чтобы посмотреть тамошнюю знаменитую картинную галерею и встретиться с Рахманиновым. Они жили в отдаленной части Дрездена, в доме, называвшемся Гартен-вилла, в особняке, который помещался внутри двора и сада. Он был небольшой и очень уютный. Мы там провели с женой несколько очень приятных часов в теплой атмосфере семьи Рахманиновых. В Дрездене мы остановились всего один день, поэтому свидание с Рахманиновыми было непродолжительным.
В 1909 году Рахманинов с женой и двумя дочерьми – Ириной и Татьяной – вернулся в Москву в свою квартиру на Страстном бульваре, где
В апреле 1910 года Концерт был исполнен в одном из симфонических собраний Московского филармонического общества. Брандуков в эти годы выступал в качестве одного из дирижеров симфонических собраний Московского филармонического общества. Однажды Рахманинов под его управлением играл свой Второй концерт; сопровождение это было крайне неудачно, так как, несмотря на то что А. Брандуков был отличным музыкантом и превосходным виолончелистом, он все же не имел абсолютно никаких дирижерских способностей и опыта. Рахманинов был в дружеских отношениях с Брандуковым и все же, помня свое выступление с последним, категорически заявил ему, что Третий фортепианный концерт он играть не станет, если дирижировать будет Брандуков. Экстренно был приглашен в качестве дирижера виолончелист Е.Е. Плотников, который в то время служил дирижером в частной опере Зимина. Несмотря на то что аккомпанемент Третьего концерта очень труден и сочинение это было ему неизвестно (Плотников должен был приготовиться к исполнению в два-три дня), он хорошо справился со своей задачей и проаккомпанировал совершенно удовлетворительно. Разумеется, это исполнение ни в какой мере нельзя сравнивать с последующими выступлениями Рахманинова с Третьим концертом под управлением Кусевицкого, тем не менее аккомпанемент был проведен настолько неплохо, что уже при первом исполнении этот Концерт имел выдающийся успех.
В августе – сентябре 1910 года в Ивановке Рахманиновым была написана серия Прелюдий ор. 32. Прелюдии G-dur и gis-moll, по-видимому, еще не записанные, были исполнены им на бис в апреле 1910 года, когда впервые в Москве в концерте Московского филармонического общества прозвучал его Третий концерт.
Летом 1913 года в Ивановке Рахманинов закончил свою поэму «Колокола» на текст Эдгара По в переводе Бальмонта. Поэма эта впервые исполнялась в одном из концертов Зилоти в Петербурге. Сочинение это я очень хорошо знал, так как, по рекомендации Рахманинова, Гутхейль заказал мне сделать его фортепианное переложение. Исполнением поэмы я крайне интересовался и ко дню концерта поехал в Петербург. Дирижировал сам Рахманинов. В исполнении участвовали: оркестр и хор Мариинского театра, солисты Е.И. Попова, А.Д. Александрович и П.З. Андреев. Петербургское исполнение было очень хорошим, и поэма имела выдающийся успех; даже петербургские музыканты, относившиеся к творчеству Рахманинова обычно крайне недоброжелательно, тут недоуменно пожимали плечами и со снисходительным удивлением говорили, что сочинение хорошее. После исполнения поэмы собрались у Зилоти, который жил тогда в превосходной квартире на Крюковом канале.
Вскоре «Колокола» были исполнены и в Москве с чрезвычайно большим успехом. Здесь приняли участие солисты Е.А. Степанова, А.В. Богданович и Ф.В. Павловский [120] .
Рахманинов-пианист не может быть назван иначе, как гениальным. Вследствие того что в молодые годы Рахманинов отдавал главное свое время композиции, он не занимался много на фортепиано, хотя любил фортепианную игру, любил даже играть упражнения, причем обычно играл весьма распространенные упражнения Ганона [121] . У него были изумительные руки – большие, сильные, с длинными пальцами и в то же время необыкновенно эластичные и мягкие. Руки его были так велики, что он довольно свободно мог играть двойные терции в двух октавах одной рукой. Его безграничная, несравненная виртуозность тем не менее не являлась главным в его исполнении. Его пианизм отличался необычно яркой, своеобразной индивидуальностью, которой чрезвычайно трудно подражать. Рахманинов не любил в своем исполнении полутонов. У него был здоровый и полный звук в piano, безграничная мощь в forte, никогда не переходившая в грубость. Рахманинова отличали необычайной яркости и силы темперамент и какая-то суровость исполнительского облика. Ритм его был совершенно исключительный; нарастания динамики и ритма ни у одного исполнителя не производили такого неотразимого впечатления, как у Рахманинова.
120
Елена Андреевна Степанова (1871–1978). Оперная и камерная певица (сопрано). Пела в хоре Большого театра. С 1912 года солистка Большого театра (до 1926 года), впоследствии – солистка труппы Московского оперного театра имени К.С. Станиславского. Участвовала в премьерном исполнении симфонической поэмы «Колокола» С.В. Рахманинова.
Александр Владимирович Богданович (22.10/03.11.1874–06.04.1950). Артист оперы (лирический тенор), камерный певец, педагог и музыкально-общественный деятель. Пропагандировал творчество C. Рахманинова, А. Гречанинова и других
Феофан Венедиктович Павловский (29.12.1880/10.01.1881). Оперный и камерный певец (баритон), театральный режиссер, педагог. Солист Большого театра (1910–1921), режиссер драмы и оперы Национального театра в Белграде. Принимал участие в первом исполнении симфонической поэмы «Колокола» op. 35 С. Рахманинова.
121
Упражнения Ганона. Сборник из 60 упражнений знаменитого музыкального педагога Шарля Луи Ганона (французское произношение фамилии – Анон). Один из самых популярных учебников для развития пианистической техники.
Не менее гениальным исполнителем был Рахманинов как дирижер, но странным образом индивидуальность Рахманинова-дирижера была несколько иной, чем как пианиста. Исполнение Рахманинова-пианиста отличалось большой ритмической свободой. Он нередко применял rubato, казавшееся иногда несколько парадоксальным и совершенно не поддающимся подражанию. С его исполнением того или иного произведения, особенно когда он играл не свои вещи, кое-где можно было не согласиться, так как слишком ярка была печать его личности, особенно сказывавшаяся в ритмической свободе исполнения. Но оно властно покоряло слушателя и не давало возможности критически к нему относиться. Рахманинов-дирижер был в смысле ритмическом гораздо строже и сдержанней. Его дирижерское исполнение отличалось той же силой темперамента и той же силой воздействия на слушателя, но оно было гораздо строже и проще, чем исполнение Рахманинова-пианиста. Насколько жест Артура Никиша был красив и театрален, настолько жест Рахманинова был скуп, я бы даже сказал – примитивен, как будто Рахманинов просто отсчитывал такт, а между тем его власть над оркестром и слушателями была совершенно неотразимой. Исполнение таких произведений, как Симфония g-moll Моцарта, «Франческа да Римини» Чайковского, Первая симфония Скрябина, Вторая симфония самого Рахманинова и многое другое, оставило совершенно незабываемое впечатление. Так же несравненно было его исполнение и как оперного дирижера. Оперы, которые мне приходилось слышать под управлением Рахманинова, никогда больше не были исполнены так, чтобы можно было их исполнение сравнить с рахманиновским. Как я уже говорил, Рахманинов дирижировать не любил; физически это утомляло его, и в последние годы, живя за границей, Рахманинов как дирижер выступал сравнительно редко, кажется, только со своими новыми произведениями.
Рахманинов как человек производил двойственное впечатление. На людей, мало его знавших, ему далеких, он производил впечатление сурового, несколько сухого, пожалуй, высокомерного человека. Между тем эта сдержанная суровость по отношению к людям в значительной степени была следствием застенчивости его натуры. С теми людьми, которые были Рахманинову близки, которых он любил, он был исключительно обаятелен.
Не получив систематического общего образования, Рахманинов, тем не менее, был очень начитанным, развитым человеком, хорошо знал французский, немецкий, а впоследствии – за границей – и английский язык, и был от природы своеобразно умен, имел обо всем свое определенное оригинальное суждение. Он был трогательным семьянином, несколько старозаветного склада. В семье – жена, сестра и все домашние – его обожали и ухаживали за ним. Сергей Васильевич очень любил обеих дочерей. Ложась спать, девочки приходили к отцу прощаться. Я не замечал в Сергее Васильевиче проявления религиозности, не слышал, чтобы он ходил в церковь. Однако, прощаясь с детьми, он трогательно крестил их своей большой красивой рукой.
Несмотря на высокий рост и сильное как будто сложение, Рахманинов физически был не очень крепок. У него часто болела спина; он отличался некоторой мнительностью и, когда плохо чувствовал себя физически, впадал в мрачную меланхолию. Он часто сомневался в своих силах, испытывал разочарование от композиторской работы, которая была для него дороже всего на свете. В периоды тяжелых сомнений теплая семейная атмосфера, которой он был окружен, очень облегчала его жизнь.
Мы были близки с Рахманиновым. Он любил бывать у меня, любил моих сестер, а впоследствии, когда я женился, очень тепло относился к моей жене. Его приход ко мне был всегда для меня и моих близких большой радостью и вносил атмосферу естественной сердечности и простоты. Большую часть вечера Рахманинов обыкновенно проводил за роялем. Он любил сидеть за инструментом; разговаривая, вспоминал то или другое музыкальное произведение и тут же его играл. Знал и играл он необычайно много и играл все с исключительным совершенством. Эти вечера доставляли несравненное наслаждение.
Любил Рахманинов сыграть несколько робберов в винт [122] . То у него, то у меня мы иногда собирались и играли три-четыре роббера. Играл он виртуозно и очень весело. Во время игры не происходило резких споров, как это часто бывает среди играющих; к тем или другим неудачам относились весело, и эти два-два с половиной часа за игрой проходили чрезвычайно приятно.
В семье Рахманинова было уютно, был хороший домашний стол. Помню, однажды по какому-то поводу в день семейного праздника собралось много народа; пришел Шаляпин и заявил, что он угостит нас макаронами по-итальянски. Действительно, каким-то очень сложным способом он приготовил необычайно вкусное блюдо, обнаружив неожиданно незаурядные способности повара.
122
Винт – карточная игра. Роббер – круг игры, который завершают две победы подряд одного из игроков.
У Рахманинова, как и у всех больших людей, были черты детскости. Он любил всякие вещицы типа игрушек: какой-нибудь необыкновенный карандаш, машинку для скрепления бумаги и т. п. Помню, кто-то подарил ему пылесос, он демонстрировал отличные качества этого аппарата всем друзьям и радовался как ребенок.
Обладая в то время уже хорошим заработком, Рахманинов один из первых частных людей в Москве, не из круга богачей, приобрел автомобиль и сделался в очень короткий срок виртуозным шофером.