Сергей Рахманинов. Воспоминания современников. Всю музыку он слышал насквозь…
Шрифт:
Помню, когда в Москве на Ходынке впервые демонстрировались воздушные петли приехавшего французского летчика Пегу [123] , Рахманинов пригласил меня с женой поехать вместе с ним смотреть на эти полеты. Мы поехали в машине Рахманинова – он, его жена Наталья Александровна и я с женой. Сергей Васильевич демонстрировал нам свою шоферскую виртуозность.
У Сатиных было в Тамбовской губернии родовое имение Ивановка, которым вся семья дорожила и чрезвычайно его любила. Мне, к сожалению, не пришлось там быть; мы с женой несколько раз уславливались поехать погостить в Ивановку, и каждый раз по тем или иным причинам это не могло состояться.
123
Адольф Селестен Пегу (1889–1915). Французский авиатор. Совершил первый во Франции прыжок с парашютом из самолета. Первым среди европейских летчиков освоил и повторил «петлю Нестерова» (другое название – «мертвая петля»). Погиб в одном из боев Первой мировой войны.
А.Ф.
Имение Сатиных было обременено большими долгами, трижды заложено и перезаложено и, в конце концов, должно было быть продано с молотка, что для семьи было бы тяжелым ударом. Рахманинов решил спасти имение. Он с общего согласия взял его вместе с долгами на себя. В течение ряда лет, отказывая себе во многом, он почти все заработки, которые в то время были уже довольно большими, употреблял на то, чтобы выплачивать долги, лежавшие на имении. Ему удалось, наконец, имение очистить от долгов и привести в довольно благоустроенное состояние, чем он очень гордился, наивно воображая себя неплохим сельским хозяином, каким он, конечно, не был. Летом Рахманинов брал в деревню свой автомобиль и там на просторе проявлял свои шоферские качества.
Вскоре после Октябрьской революции, в конце 1917 года, Рахманинов, получив концертное предложение в Швецию и разрешение на выезд, уехал туда с семьей и больше на родину не вернулся.
В течение целых десяти лет Рахманинов занимался главным образом широкой концертной деятельностью как пианист, играя наряду со своими и чужие произведения, и завоевал себе положение первого пианиста в мире, благодаря чему сделался довольно богат. Как композитор он не имел на Западе большого успеха, так как там в это время увлекались главным образом модернистскими течениями, а творчество Рахманинова, продолжавшего реалистическую линию Чайковского, от этих течений стояло очень далеко. Музыка его, всегда доходящая до широкого слушателя, у критики современного Запада в подавляющем большинстве сочувственного отклика почти не находила. Это и, что еще важнее, отрыв от родной почвы вызвали на сей раз самый длительный в жизни Рахманинова творческий перерыв. Он лет десять после отъезда с родины почти ничего, кроме нескольких транскрипций, не написал. Он очень тяжело переживал свой отрыв от родины. На меня произвел сильное впечатление следующий рассказ московского музыканта, дирижера еврейского театра Л.М. Пульвера. Московский еврейский театр [124] ездил в 1920-х годах за границу и был в Париже. Там Пульвер вошел как-то в музыкальный магазин, стал рассматривать ноты на прилавке и вдруг заметил, что рядом с ним стоит Рахманинов. Рахманинов его узнал; они поздоровались, и Рахманинов начал его расспрашивать о Москве и московских делах, но после нескольких слов зарыдал и, не простившись с Пульвером, выбежал из магазина. Обычно Рахманинов не был особенно экспансивен в проявлении своих чувств; из этого можно заключить, до какой степени болезненно он ощущал отрыв от родины.
124
Московский государственный еврейский театр (1920–1949), другое название – ГОСЕТ. Сначала размещался в здании в Большом Чернышевском переулке, потом переехал в здание на ул. Малой Бронной, дом 4. После закрытия театра в его здании разместился Московский театр сатиры, сегодня это здание занимает Московский театр на Малой Бронной.
Лев Михайлович Пульвер (1883–1970) был музыкальным директором и дирижером театра с 1922 по 1949 годы.
В последующие годы Рахманинов опять творчески возродился и написал целый ряд превосходных произведений: фортепианные Вариации на тему Корелли, Четвертый фортепианный концерт, «Три русские песни», Рапсодию на тему Паганини, замечательную Третью симфонию и свою лебединую песню исключительной силы и трагической глубины – «Симфонические танцы» для оркестра.
Смерть Рахманинова, наступившая за несколько дней до его семидесятилетия, которое у нас хотели широко отпраздновать, – результат молниеносно развившегося рака.
Многолетняя близость, дружба с Рахманиновым – одно из лучших воспоминаний моей жизни. Я всегда надеялся встретиться с ним еще раз. Его смерть тяжело меня поразила.
Не будь я музыкантом, вы бы на меня и внимания не обратили
Л.Д. РОСТОВЦОВА [125]
Мои воспоминания о Сергее Васильевиче Рахманинове охватывают период его жизни с 1890 по 1917 годы. Многие родные и друзья, с которыми мы тогда встречались и вместе проводили время, умерли, в том числе и мои сестры – Наталия Дмитриевна Вальдгард и Вера Дмитриевна Толбузина [126] . Жива лишь Софья Александровна Сатина. И я доживаю свой век.
125
Людмила Дмитриевна Ростовцова (1848–1918), урожденная Скалон. Дальняя родственница С.В. Рахманинова. Была замужем за полковником Александром Ивановичем Ростовцовым. Супруги жили в Тамбове, в городской усадьбе на улице Теплой, 11 (сегодня – улица Лермонтовская), она расположена между набережной реки Цны и улицей Долгой (сегодня – Советской).
126
Наталия Дмитриевна Вальдгард (1868–1943), урожденная Скалон. Двоюродная сестра Н.А. Сатиной – жены С.В. Рахманинова. С 1890 по 1902 годы состояла в дружеской переписке с композитором. Не имея консерваторского образования, она была прекрасной пианисткой и часто играла с композитором в четыре руки. Рахманинов давал фортепианные уроки ее сыну Павлу, который впоследствии окончил Ленинградскую консерваторию, стал дирижером и композитором. Павел Петрович Вальгард был одним из основателей современного Новосибирского театра оперы и балета, писал музыкальные произведения для детей.
Вера Дмитриевна Толбузина (1875–1909), урожденная Скалон. Двоюродная сестра Н.А. Сатиной – жены С.В. Рахманинова. Композитор посвятил ей Вторую часть Первого фортепианного концерта.
Весной 1890 года было решено, что наша семья (Скалонов) в составе матери Елизаветы Александровны, урожденной Сатиной, и трех сестер: Наталии (Татуши), двадцати одного года, меня – Людмилы (Лели), шестнадцати лет, и Веры, пятнадцати лет, поедет на лето в Тамбовскую губернию, в имение Ивановку к брату моей матери – Александру Александровичу Сатину и его жене Варваре Аркадьевне, урожденной Рахманиновой. Проезжая через Москву, мы остановились, от поезда до поезда, у Сатиных, которые должны были поехать в Ивановку уже после мая. У Сатиных были сыновья – Саша, семнадцати лет, и Володя, лет восьми, и дочери – Наташа, тринадцати, и Соня, одиннадцати лет.
Все нас радостно встретили, и тетя сказала:
– Сейчас я вас познакомлю с моим племянником Сережей, учеником консерватории. Он тоже будет с нами проводить лето. Наташа! Позови Сережу, скажи ему, что тут мои любимые племянницы, и я надеюсь, что он с ними подружится.
Вскоре вошел высокий худой юноша, очень бледный, с длинными русыми волосами. Он нам положительно не понравился: такой угрюмый, неразговорчивый. «Нет, – подумали сестры и я, – подружиться с ним трудно».
К июню в Ивановку съехалось все общество, которое провело там лето 1890 года: семья Сатиных, наша семья, Александр Ильич Зилоти с женой Верой Павловной, урожденной Третьяковой, старшей дочерью Павла Михайловича Третьякова (основателя знаменитой Третьяковской картинной галереи), и детьми Сашей и Ваней. Зилоти было в то время двадцать семь лет, жене его – двадцать четыре года. У Сатиных жила молодая семнадцатилетняя француженка m-ll Jeanne [127] , а у нас – девятнадцатилетняя англичанка, которую мы звали Миссочкой. Часто приезжал на несколько дней брат Зилоти – Митя Зилоти.
127
M-ll Jeanne – мадемуазель Жанна (фр.).
Ивановка принадлежала к типу усадеб средней руки. Она была расположена среди степи с небольшими перелесками, но в самой усадьбе был большой парк, а неподалеку, в степи, – пруд примерно трехверстового диаметра. В центре парка стоял деревянный двухэтажный дом, в котором жили хозяева – Сатины, а с ними – Зилоти и Рахманинов. Наша семья помещалась в отдельном флигеле. Комнаты в большом доме были очень уютные и приветливые. Внизу – большая столовая, гостиная, кабинет, в котором стоял рояль Зилоти, и другие жилые комнаты. В верхнем этаже находилась биллиардная с хозяйским роялем и тоже жилые комнаты. На рояле, стоявшем в биллиардной, упражнялись Сережа и мы, то есть Наташа, Соня, Вера и я. Перед домом был большой двор с конюшней. Справа от двора – фруктовый сад под названием Верхний сад. Около сада находилась беседка, обвитая диким виноградом. Рядом с домом и за домом – старый парк с аллеями, а в конце его начинался молодой парк с лужайками [128] .
128
Имение Сатиных в Ивановке в годы гражданской войны, а именно 17 марта 1921 г., было сожжено бандой антоновцев. В настоящее время удалось восстановить флигель, в котором работал Рахманинов. Здесь основан Дом-музей С.В. Рахманинова.
Жизнь в Ивановке протекала между занятиями и приятным досугом. По вечерам мы, то есть Сережа, Татуша, Вера, Наташа и я, любили перед отходом ко сну сидеть на большой скамейке перед домом.
В один из таких чудных летних вечеров в Ивановке, когда Сережа был в очень хорошем настроении, разговор зашел о народном творчестве.
– До чего наш народ музыкален, – говорил Сережа. – Наши народные песни прекрасны. Как я их люблю! Недаром все наши великие композиторы – Глинка, Даргомыжский, Серов, Мусоргский, Римский-Корсаков и Чайковский – увлекались ими и строили многие свои гениальные творения на основе русских песен! А теперь новое веяние: в народе появились частушки. В музыкальном отношении они ничего из себя не представляют, но интересны как выражение юмора нашего народа. Позовем Марину, она забавно их исполняет.
Приходит Марина, горничная в доме Сатиных. Это умная, красивая молодая девушка, всеобщая любимица. Все мы просим ее что-нибудь нам спеть. Марина не заставляет долго просить и поет: «Понапрасну, Ванька, ходишь, понапрасну пятки мнешь» и т. д. Смотрим на Сережу, которого частушки забавляют.
– Откуда ты их взяла? – спрашивает Сережа.
– Да наш кухонный мужик их поет, а он слышал их на деревне.
Мы радуемся, что Сережа от души смеется и в веселом настроении, так как часто он скорее задумчив.