Сэру Филиппу, с любовью
Шрифт:
Издав нечеловеческий рев, Бенедикт снова сгреб Филиппа — на этот раз такой медвежьей хваткой, что даже на несколько дюймов оторвал его от пола. Если до этого Филипп просто ощущал некоторый дискомфорт, то теперь решил, что ему, похоже, приходит конец.
— Прекратите! — Элоиза вцепилась в волосы Бенедикта, пытаясь оттащить его от Филиппа. Здоровяк отпустил свою жертву, поскольку был вынужден отбиваться от сестры, но Энтони по-прежнему крепко держал Филиппа.
Филипп, как ни сложно ему было это сделать в его положении, покосился на
— Кто-нибудь, — взревел Бенедикт, — ради всего святого, уберите ее!
Никто из братьев не поспешил к нему на помощь. Более того, тот, что стоял прислонившись к стене, наблюдал за сценой с нескрываемым любопытством.
Филипп задыхался, у него потемнело в глазах, однако он не мог не отметить, как мужественно держится Элоиза. Лишь незаурядная женщина отважилась бы вступить в схватку с таким огромным мужчиной, к тому же крайне разъяренным.
Перед лицом Филиппа вдруг возникло лицо Энтони.
— Это ты ударил ее?! — прохрипел тот. Спрашивать было бессмысленно. Состояние Филиппа не позволяло ему не то что ответить, но даже помотать головой.
— Нет! — заявила Элоиза, мгновенно отпустив волосы Бенедикта. — Филипп меня пальцем не тронул!
Энтони недоверчиво посмотрел на сестру:
— Это правда, Элоиза?
— Никто не виноват, — проговорила та, снова вцепляясь в волосы Бенедикта. — Это произошло случайно.
Братья переглянулись — похоже, они не очень верили ей.
— Ради Бога, не сходите с ума! — взмолилась она. — Подумайте: разве стала бы я его защищать, если бы это он меня ударил?
Слова Элоизы, очевидно, образумили братьев. Во всяком случае, Энтони отпустил Филиппа, и тот осел на пол, словно сдувшийся воздушный шар.
Четверо братьев! Сообщала ли когда-нибудь ему Элоиза, что у нее четверо братьев? Наверняка нет — иначе он ни за что бы не сделал предложения этой женщине. Лишь тот, кто сам себе враг, согласился бы породниться с такой семейкой!
— Филипп! — Элоиза в испуге бросилась к нему. — Господи! Что вы с ним сделали?
— Скажи лучше, что он сделал с тобой! — потребовал кто-то из братьев — кажется, тот, кто первым нанес Филиппу удар в подбородок, перед тем как прижать его к стене.
— Сначала ответьте, что вы здесь делаете! — с вызовом проговорила Элоиза.
— Защищаем честь нашей сестры, — отрезал тот, что ударил Филиппа.
— Защитник нашелся! — фыркнула та. — Тебе еще нет и двадцати! Молоко на губах не обсохло!
Парень действительно выглядел самым молодым из братьев.
“Если это младший, — решил Филипп, вспомнив, что рассказывала ему Элоиза, — то имя его должно начинаться на “Г”. Гилберт? Нет, не Гилберт. Гевин? Опять нет…”
— Вообще-то мне двадцать три! — обиделся
— А мне двадцать восемь. Я помню тебя еще в пеленках. Так что обойдусь и без твоей помощи!
“Грегори!” — вспомнил, наконец, Филипп имя парня. Элоиза упоминала о нем в одном из своих писем. Но если Филипп это вспомнил, значит, Элоиза сообщила ему о своих братьях. Просто, должно быть, он не придал тогда этому факту значения. Так что винить он может лишь самого себя.
— Он хотел ехать выручать тебя один, — произнес стоявший у стены — единственный, кто ни разу не атаковал Филиппа. — Мы, разумеется, не могли этого допустить и поехали с ним. — Из всех четверых этот, пожалуй, нравился Филиппу больше всех, особенно после того, как удержал Грегори, кинувшегося было на Элоизу. Младший, пожалуй, был наиболее горячим из всех.
— Вам не стоило сюда ехать, — фыркнула Элоиза.
— А что, скажи на милость, мы должны были делать, — проворчал Энтони, — когда ты вдруг сбежала неизвестно куда, не сказав никому ни слова?! Посоветовалась бы хоть с нами, прежде чем принимать идиотские решения!
— Как будто я не знаю, что бы вы мне посоветовали! — огрызнулась сестра.
— Уж во всяком случае, — усмехнулся тот, кто удерживал Грегори (Филипп вспомнил и его имя — Колин), — не бежать сломя голову посреди ночи к незнакомому мужчине, да еще и на край света!
— Прекратите, ради Бога! — завизжала вдруг Элоиза, и крик ее резанул и без того болевшие уши Филиппа.
Болевшие? Разве его били по ушам? Филипп не мог вспомнить всех подробностей — атака четверых на одного была слишком внезапна.
— Оставайся на месте! — погрозил Энтони Филиппу пальцем. Приказ, впрочем, был излишним — Филипп в любом случае не смог бы подняться с пола. — А ты, — обратился Энтони к сестре; голос его звучал мрачно — так говорил бы покойник, если б мог разговаривать, — скажи нам, будь любезна, каким местом ты думала — головой или задницей, — когда убегала к нему? — Энтони был так зол, что не стеснялся в выборе выражений.
— Почему это вас так волнует? — взорвалась Элоиза.
— Ты хоть понимаешь, что собственноручно погубила свою репутацию?! Черт побери, Элоиза, — голос Энтони стал мягче, — ты хотя бы можешь себе представить, как мы переволновались?
— В самом деле? — с невинным видом пожала плечами она. — А я думала, вы моего отсутствия даже не заметите!
— Элоиза, — снова посуровел Энтони, — подумай о матери! Представь себе ее состояние!
Эти слова, похоже, возымели свое действие.
— Я не подумала… — упавшим голосом проговорила Элоиза.
— Вот именно — не подумала! — произнес Энтони тоном человека, который вот уже лет двадцать фактически выполняет роль главы семьи. — Задать бы тебе хорошего ремня!..
Филипп начал подниматься, вдруг найдя в себе силы — мысль о том, что Элоизу и впрямь будут бить ремнем, взбесила его. Он не сразу понял, что Энтони просто поддразнивает сестру.